Хочу женщину в Ницце - [90]

– Перестань меня похвалять, прошу тебя, милая!

Алехан с минуту помолчал и, опустив глаза, тихо и как-то виновато промолвил:

– Корысть вот у меня была и есть, скрывать не стану, корысть в лошадках арабских.

– Я сейчас не о лошадях, я говорю прежде о мягкости твоей души. Да что я, мне твои английские приятели доверительно сознавались, что ты вместе с Фёдором и Григорием, будучи известными в России кулачными бойцами, изобрели метод, чтобы бои заканчивались без травм.

– Они тебе и не то поведают, дай им волю. У нас в России издавна после массовых стычек стенка на стенку было много покалеченных, изуродованных, а, порой, и убитых. Я старался всегда применять свою хитрость – перво-наперво соперника с ног сбить, что называется, «с чистоты снять». Сознаюсь, грешен, и я калечил и уродовал, но видит бог, всегда без злого на то умысла. Бой на кулаках, как и бой на рапирах это своего рода наука, а всякая наука мудрости требует. Не знаю, поверишь ли, но у нас на Руси бой на кулаках отнюдь не на злобе замешан, а на духе соперничества. Бой начало имеет с поцелуя соперников. Предаемся мы этой кулачной забаве только зимой для сугреву. Летом, в жару – никогда, а в такое пекло, как у вас, и вовсе мука телесная, – Алехан хитро улыбнулся и, сжав кулачищи, добавил, – так что, если дразнить меня вздумаешь, даже если захочешь, не ударю тебя.

– Тогда чем же ответить на мою безрассудную дерзость сможешь? – Корилла засмеялась.

– Ласкою, ласкою берусь осадить любого.

– Послушай меня, дорогой граф, я всему верю, о чем ты так доверительно и подробно мне вещаешь, и, тем не менее, меня не оставляет какое-то чувство недосказанности, когда ты так тепло отозвался об османах и их подарках. Чтобы просто так?!

Поэтесса сощурила глаза и прицокнула языком, отчего Орлов поежился в предчувствии лишних расспросов:

– Просто так ничего не бывает, Маша! Я же тебе сказывал, что отпускал пленных на свободу!

– Не надо волноваться, дорогой! Я, конечно, не упустила этого из виду, но у меня такое чувство, что здесь что-то нечисто. Не иначе, здесь замешана женщина? – Корилла видела, что граф задет ее подозрительностью, и получала несказанное удовольствие, ожидая объяснений.

Орлов заерзал на кровати, пытаясь встать, но не смог. Он всё ещё был слаб.

– Что касается того паши, что лошадь мне прислал, то интуиция женская тебя опять не подвела – там действительно была замешана дама, но прошу, не будем этого трогать, тем более, что это давняя история.

Корилла нервно зевнула, поднеся ладонь ко рту, но глаза её смеялись.

– Конечно, конечно, граф, что может быть интереснее, чем часами слушать про кровавую резню и взрывы?

– Не хотелось бы мне вдаваться в подробности, их и так уже было предостаточно.

Поэтесса не уступала, проявляя настойчивость.

– Не потому ли, что это связано с дамой, которую ты желаешь оставить неизвестной для меня?

– Да ты же не поверишь, если отрицать буду, хотя я и сам-то её не знал. По правде сказать, хотел я увидеть её личико, но удержал себя от соблазна и подчиненным моим наказ сделал суровый.

– Ты что, меня нарочно интригуешь, чтобы я из тебя каждое слово вытягивала? – потеряв терпение, Корилла по-хозяйски держала руки в боки.

– Ну, хорошо, – перестал противиться Орлов, – ладно, так и быть, целуй меня скорее, и я расскажу тебе всё, что помню.

Поцелуй оказался слишком влажным, и графу опять захотелось утереть губы, но на сей раз он не посмел.

– Помню я эту историю смутно. Сей инцидент произошел случайно, вскоре после славных дней Чесмы. Судёнышко знатное попалось нам тогда по пути к Царьграду. Оно торговым было, но товар там оказался особым. Одним словом – бабы. Греки добычу требовали, да не дал я им своего дозволения потешаться.

– Вы что же, захватили гарем султанский? – нетерпеливо бросила поэтесса.

– Не спеши перебивать, сам размышляю, как проще рассказать о происшедшем. Судно, доставшееся нам тогда в плен, имело на борту дочь того Гассан-Бея, который вместо Капитан-паши командовал турецким флотом в Чесменскую баталию. С ней плыли и её служанки. Оказалось, что пленнице семнадцати годов, и тех не было. Отец её уехал в Константинополь посуху, а дочь свою водою отправил. Мы случайно оказались на их пути. Никому из военных людей я не позволил даже взглянуть на неё, да и сам уклонился от соблазна. Говорили, что она была очень хороша собой, но как ты поняла, сам судить не могу. Я отпустил её из плена нашего без каких-либо условий, да не просто отпустил, а без задней мысли передал красавице бриллиантовый перстень с изображением матушки. Я желал сохранить сей случай в тайне, да не вышло. Отец её виной тому был, он, кстати, стал позднее главным советником визиря, командующего турками, воевавшими против армии Румянцева. Гассан-бей пробовал через свои связи сыскать в его армии братьев моих, желая мне чем-нибудь отслужить за поступок такой. А когда узнал, что все братья уже в Петербурге, затих. Когда же войне настал конец, то, прознав о пристрастии моем к лошадкам, послал мне в возблагодарение арабских скакунов, да каких! Не пожалел даже денег на богатую упряжь. Спиридову же Гассан-бей подарил кинжал.