Хочу отдохнуть от сатиры… - [5]

Толстяк баран дрожал, тихонько блея:

«Пойдет мой род на жертвы и в очаг!

А мы щипали мох на триста верст от змея

И сладкой кротостью дышал наш каждый шаг…»

Ржал вольный конь, страшась неволи вьючной,

Тоскливо мекала смиренная коза,

Рыдали раки горько и беззвучно,

И зайцы терли лапами глаза.

Но громче всех в тоске визжала кошка:

«За что должна я в муках чад рожать?!»

А крот вздыхал: «Ты маленькая сошка,

Твое ли дело, друг мой, рассуждать…»

Лишь обезьяны весело кричали, —

Почти все яблоки пожрав уже в раю, —

Бродяги верили, что будут без печали

Они их рвать – теперь в ином краю.

И хищники отчасти были рады:

Трава в раю была не по зубам!

Пусть впереди облавы и засады,

Но кровь и мясо, кровь и мясо там!..

Адам молчал, сурово, зло и гордо,

По-детски плакала дрожащая жена.

Зверье тревожно подымало морды.

Лил серый дождь, и даль была черна…

1910

Настроение

«Sing, Seele, sing…»

Dehmel[1]

Ли-ли! В ушах поют весь день

Восторженные скрипки.

Веселый бес больную лень

Укачивает в зыбке.

      Подняв уютный воротник

      И буйный сдерживая крик,

      По улицам шатаюсь

      И дерзко ухмыляюсь.

Ли-ли! Мне скучно взрослым быть

Всю жизнь – до самой смерти.

И что-то нудное пилить

В общественном концерте.

      Удрал куда-то дирижер,

      Оркестр несет нестройный вздор —

      Я ноты взял под мышку

      И покидаю вышку…

Ли-ли! Пусть жизнь черна, как кокс,

Но смерть еще чернее!

Трепещет радость-парадокс,

Как губы Гименея…

      Задорный бес толкает в бок:

      Зайди в игрушечный ларек,

      Купи себе пастушку,

      Свистульку, дом и пушку…

Ли-ли! Фонарь!.. Имею честь —

Пройдись со мной в кадрили…

Увы! Фитиль и лампы есть,

А масло утащили.

      Что делать с радостью моей

      Среди кладбищенских огней?…

      Как месть, она воскресла

      И бьет, ликуя, в чресла!

Ли-ли! Вот рыженький студент

С серьезным выраженьем;

Позвольте, будущий доцент,

Позвать вас на рожденье!

      Мы будем басом петь «Кармен»,

      Есть мед, изюм и суп-жульен,

      Пьянясь холодным пивом

      В неведенье счастливом…

Ли-ли! Боишься? Черт с тобой,

Проклятый рыжий штопор!

Растет несдержанный прибой,

Хохочет радость в рупор:

      Ха-ха! Как скучно взрослым быть,

      По скучным улицам бродить,

      Смотреть на скучных братьев,

      И скуке мстить проклятьем!

1910

Больному

Есть горячее солнце, наивные дети,

Драгоценная радость мелодий и книг.

Если нет – то ведь были, ведь были на свете

И Бетховен, и Пушкин, и Гейне, и Григ…

Есть незримое творчество в каждом мгновенье —

В умном слове, в улыбке, в сиянии глаз.

Будь творцом! Созидай золотые мгновенья.

В каждом дне есть раздумье и пряный экстаз…

Бесконечно позорно в припадке печали

Добровольно исчезнуть, как тень на стекле.

Разве Новые Встречи уже отсияли?

Разве только собаки живут на земле?

Если сам я угрюм, как голландская сажа

(Улыбнись, улыбнись на сравненье мое!), —

Это черный румянец – налет от дренажа,

Это Муза меня подняла на копье.

Подожди! Я сживусь со своим новосельем —

Как весенний скворец запою на копье!

Оглушу твои уши цыганским весельем!

Дай лишь срок разобраться в проклятом тряпье.

Оставайся! Так мало здесь чутких и честных…

Оставайся! Лишь в них оправданье земли.

Адресов я не знаю – ищи неизвестных,

Как и ты, неподвижно лежащих в пыли.

Если лучшие будут бросаться в пролеты,

Скиснет мир от бескрылых гиен и тупиц!

Полюби безотчетную радость полета…

Разверни свою душу до полных границ.

Будь женой или мужем, сестрой или братом,

Акушеркой, художником, нянькой, врачом,

Отдавай – и, дрожа, не тянись за возвратом.

Все сердца открываются этим ключом.

Есть еще острова одиночества мысли.

Будь умен и не бойся на них отдыхать.

Там обрывы над темной водою нависли —

Можешь думать… и камешки в воду бросать…

А вопросы… Вопросы не знают ответа —

Налетят, разожгут и умчатся, как корь.

Соломон нам оставил два мудрых совета:

Убегай от тоски и с глупцами не спорь.

Если сам я угрюм, как голландская сажа

(Улыбнись, улыбнись на сравненье мое!), —

Это черный румянец – налет от дренажа,

Это Муза меня подняла на копье.

1910

Из цикла «Горький мёд»

«…Любовь должна быть счастливой…»

Любовь должна быть счастливой —

Это право любви.

Любовь должна быть красивой —

Это мудрость любви.

Где ты видел такую любовь?

У господ писарей генерального штаба?

На эстраде, – где бритый тенóр,

Прижимая к манишке перчатку,

Взбивает сладкие сливки

Из любви, соловья и луны?

В лирических строчках поэтов,

Где любовь рифмуется с кровью

И почти всегда голодна?…

К ногам Прекрасной Любви

Кладу этот жалкий венок из полыни,

Которая сорвана мной в ее опустелых садах…

1911

Амур и Психея

Пришла блондинка-девушка в военный лазарет,

Спросила у привратника: «Где здесь Петров, корнет?»

Взбежал солдат по лестнице, оправивши шинель:

«Их благородье требует какая-то мамзель».

Корнет уводит девушку в пустынный коридор,

Не видя глаз, на грудь ее уставился в упор.

Краснея, гладит девушка смешной его халат.

Зловонье, гам и шарканье несется из палат.

«Прошел ли скверный кашель твой? Гуляешь или нет?

Я, видишь, принесла тебе малиновый шербет…»

«Merci. Пустяк, покашляю недельки три еще».

И больно щиплет девушку за нежное плечо.

Невольно отодвинулась и, словно в первый раз,

Глядит до боли ласково в зрачки красивых глаз.