«Хочется взять все замечательное, что в силах воспринять, и хранить его...»: Письма Э.М. Райса В.Ф. Маркову (1955-1978) - [37]

Шрифт
Интервал

«Патмос» — я его перечитал перед написанием Вам этого письма. Конечно, Лившиц намного лучше Чурилина (и даже Петникова) владеет стихом. Но все это какое-то прохладное, вроде Поля Валери. Акмеист среди футуристов — вот как бы я его назвал. Идеалом поэзии был бы для меня Чурилин, вооруженный техникой Лившица. Или даже нет, если на то пошло, есть получше — техникой Цветаевой или Клюева, напр<имер>. Лившиц — близок к Ходасевичу, но без черноты и остроты, а пожалуй, и глубины последнего. Конечно, при повторном чтении оказалось лучше. Но Вы не учитываете, что Чурилин не успел выработаться. А шансы его были чрезвычайно велики. Вспомните хотя бы его песню, где Товий и Леля. Какой словесный блеск! И почти каждое слово рифмуется!

Делать нечего, если Вы не принимаете предложения Струве для русского издания Вашей книжки о футуризме — будем читать ее по-английски. Слишком уж соблазнительны — и сюжет и, все-таки, Ваше авторство. У меня лично к нему слабость — не удержусь и прочту. А все-таки жаль, что не по-русски. Вы все-таки по-русски талантливее.

Что же касается антологии футуристов — пообъемистей! До пределов пространства, которого удастся добиться у Струве! — этого все любители русской поэзии будут ожидать с нетерпением. Хотя понимаю, что рано им об этом говорить.

Что касается «Форели» Кузмина — если бы Вы смогли мне ее прислать, то лучше, конечно, была бы фотокопия. Аппарат для чтения микрофильмов, хоть и плохой, у нас в библиотеке был. Но совсем испортился, и никто его чинить не собирается. А доступа к другому аппарату не имею. Можно было бы, конечно, ее переснять, но это не только накладно, но для этого было бы необходимо узнать и ее формат. Если можно — сколько сантиметров вышины и сколько ширины. Иначе мой тут фотограф не берется за дело.

Ваш университетский адрес передал С.Ю. Прегель для московских радетелей Хлебникова, и она просит передать Вам и ее сердечную благодарность.

Насчет Айги и Бобышева обещаю хранить секрет.

За аттестацию буду Вам очень благодарен. Лучше напишите ее по-английски. Чем лучше распишете, тем, конечно, будет полезнее. Комиссия собирается в конце апреля, так что было бы полезно иметь аттестацию так к 15 апреля (чтобы успеть размножить ее по числу членов комиссии — так тут полагается). Если только дать им Ваш адрес, то они, скорее всего, к Вам не обратятся: уважающий себя француз никогда не сделает усилия даже самого ничтожного, которое можно избежать без материального ущерба для себя. А какой им материальный ущерб, если Вы не распишете меня?

Антологию Триоле[193] я «разделал под орех» с предельной суровостью в мартовском номере «Возрождения», под псевдонимом «М. Бусин» и под заглавием «Русская поэзия в партийном облачении». Если у Вас нет этого номера, напишите мне, и я попытаюсь достать для Вас экземпляр в редакции. Помимо прочего, мне было бы интересно узнать Ваше мнение об этой моей статье и не найдете ли Вы в ней ошибок. Досталось и Роману Якобсону. Но разнос оглушительный. Пока весь русский Парнас хихикает, хотя и мало кто знает, что Бусин — Ваш слуга покорный. Важно, чтобы это не дошло до членов комиссии, в ней сидят трое друзей Арагонов. Заранее благодарю за аттестацию.

Сердечный привет Лидии Ивановне.

Искренне Ваш Э. Райс

Е. RAIS 3 rue des Ecoles Paris 5е

31

Париж 8-IV <1966 г.>

Дорогой Владимир Федорович.

Большое спасибо за фотографию «Форели». Когда надо Вам ее вернуть?

Еще интересный поэт 20-х годов: «обереут» А. Введенский.

Касательно аттестации: при сем предлагаю список моих печатных работ. Но там упомянуты только более обширные. Что же касается более мелких, то, м. б., можно говорить о моей поэтической «хронике» в «Гранях»[194], хотя она и не регулярна.

В июньском номере «Возрождения» (она уже сдана и принята) будет моя большая статья о Державине[195]. Но комиссия собирается в начале мая.

Прямо атаковать Триоле в аттестации, м. б., опасно, но привести какие-нибудь аргументы (если таковые имеются у Вас) в пользу моей антологии, как доказательство ее превосходства над другими («в том числе и Триоле»), осторожно, м. б., и можно.

Адресовать ее, м. б., лучше всего «То whom it may concern»[196].

Да, еще — а мои статейки[197] о Заболоцком и Мандельштаме, в изданиях Г.П. Струве, тоже ведь «материал»? Тем более что они, пожалуй, и не плохие — во всяком случае, лучше творений моих противников, вроде Доминик Арбан[198] и др. т. п.

С особенным нетерпением ожидаю объявленной антологии Вашей поэзии футуристов[199]. Тут важно и то, что она Ваша. До сих пор ведь, пожалуй, «Приглушенные голоса» — лучшая русская антология — лучшая даже, чем «Поэты пушкинской поры» Ю. Верховского[200] и «Русская лирика» Мирского[201], которую многие ругают (и есть за что), но я все-таки ценю. Важно также и то, что футуристических текстов не достать.

Ваша же английская монография о футуристах — одна из немногих книг, написанных в изгнании русскими на иностранных языках, которая, не сомневаюсь, будет переведена на русский язык в будущей, свободной России. Тут, опять-таки, кроме Вас, вижу только Мирского и кое-что у Чижевского.

А пока — будем читать ее по-английски. Как и все, что Вы делаете, она, наверное, будет бесценным источником для так наз<ываемых> «исследователей» — приходится и нам сим тут промышлять.


Еще от автора Владимир Фёдорович Марков
«…В памяти эта эпоха запечатлелась навсегда»: Письма Ю.К. Терапиано В.Ф. Маркову (1953-1972)

1950-е гг. в истории русской эмиграции — это время, когда литература первого поколения уже прошла пик своего расцвета, да и само поколение сходило со сцены. Но одновременно это и время подведения итогов, осмысления предыдущей эпохи. Публикуемые письма — преимущественно об этом.Юрий Константинович Терапиано (1892–1980) — человек «незамеченного поколения» первой волны эмиграции, поэт, критик, мемуарист, принимавший участие практически во всех основных литературных начинаниях эмиграции, от Союза молодых поэтов и писателей в Париже и «Зеленой лампы» до послевоенных «Рифмы» и «Русской мысли».


«…Я не имею отношения к Серебряному веку…»: Письма И.В. Одоевцевой В.Ф. Маркову (1956-1975)

Переписка с Одоевцевой возникла у В.Ф. Маркова как своеобразное приложение к переписке с Г.В. Ивановым, которую он завязал в октябре 1955 г. С февраля 1956 г. Маркову начинает писать и Одоевцева, причем переписка с разной степенью интенсивности ведется на протяжении двадцати лет, особенно активно в 1956–1961 гг.В письмах обсуждается вся послевоенная литературная жизнь, причем зачастую из первых рук. Конечно, наибольший интерес представляют особенности последних лет жизни Г.В. Иванова. В этом отношении данная публикация — одна из самых крупных и подробных.Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-x гг.


«…Мир на почетных условиях»: Переписка В.Ф. Маркова с М.В. Вишняком (1954-1959)

Оба участника публикуемой переписки — люди небезызвестные. Журналист, мемуарист и общественный деятель Марк Вениаминович Вишняк (1883–1976) наибольшую известность приобрел как один из соредакторов знаменитых «Современных записок» (Париж, 1920–1940). Критик, литературовед и поэт Владимир Федорович Марков (1920–2013) был моложе на 37 лет и принадлежал к другому поколению во всех смыслах этого слова и даже к другой волне эмиграции.При всей небезызвестности трудно было бы найти более разных людей. К моменту начала переписки Марков вдвое моложе Вишняка, первому — 34 года, а второму — за 70.


О поэзии Георгия Иванова

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


«…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно»: Письма Д.И. Кленовского В.Ф. Маркову (1952-1962)

На протяжении десятилетия ведя оживленную переписку, два поэта обсуждают литературные новости, обмениваются мнениями о творчестве коллег, подробно разбирают свои и чужие стихи, даже затевают небольшую войну против засилья «парижан» в эмигрантском литературном мире. Журнал «Опыты», «Новый журнал», «Грани», издательство «Рифма», многочисленные русские газеты… Подробный комментарий дополняет картину интенсивной литературной жизни русской диаспоры в послевоенные годы.Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-x гг.


Гурилевские романсы

Георгий Иванов назвал поэму «Гурилевские романсы» «реальной и блестящей удачей» ее автора. Автор, Владимир Федорович Марков (р. 1920), выпускник Ленинградского университета, в 1941 г. ушел добровольцем на фронт, был ранен, оказался в плену. До 1949 г. жил в Германии, за­тем в США. В 1957-1990 гг. состоял профессором русской литературы Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, в котором он живет до сих пор.Марков счастливо сочетает в себе одновременно дар поэта и дар исследователя поэзии. Наибольшую известность получили его работы по истории русского футуризма.


Рекомендуем почитать
Отражение астрономических познаний Толкина в его творчестве

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Постмодернистский миф о Пушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Фолкнер: очерк творчества

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

Новая русская литература (Пушкин. Гоголь, Белинский). Издание третье. 1910.Орфография сохранена.


Многоликая

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Так спаслись ли покаявшиеся

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.