Хочется любви - [14]

Вообще-то, он себя любил.

Швабра и кое-что еще

— Лев Тимофеевич, вы уже на месте? Ну и славненько, — с утра позвонила Рогаткину секретарь прокурора Софья Арнольдовна. — А зайдите-ка к начальству, только бегом, пожалуйста, а то Пётр Никодимыч гневаться изволят.

Рогаткин скинул куртку, уронил на пол шарф и, схватив портфель, помчался по лестнице на второй этаж.

— Мне вчера звонили из Государственной Думы, Лев Тимофеевич, — стукнул ребром ладони по столу прокурор Евтакиев, едва Рогаткин переступил порог. — Депутаты требуют скорейшего раскрытия кражи века. Ну, что вы надулись, как мышь на крупу?..

Лев Тимофеевич раскрыл оба замка своего портфеля и, сунув в него нос, затих. Прокурор Евтакиев, вытянув шею, тоже заглянул в пыльное чрево портфеля старшего следователя. В голову Рогаткина в эти минуты лезли всяческие мысли, но ни одна из них даже отдалённо не имела отношения к священной швабре.

— Я уверен, что швабру вы в ближайшее время найдёте, Лев Тимофеевич, — буркнул Евтакиев, похоже, прочитав мысли старшего следователя, и Рогаткин с облегчением закрыл портфель и встал.

— Сидите-сидите, — усмехнулся Евтакиев. — Лев Тимофеевич, так вы были в галерее Фирюзы Карнауховой?

— Конечно же, я там был, — удивился старший следователь. — Видел всю экспозицию и разговаривал с сеньором Кристальди. Кстати, Пётр Никодимыч, хотите взглянуть на фотографию священной швабры?..

— Ну, давайте. Швабра как швабра, а она точно священная? — Евтакиев повертел в руках снимок и отложил. — Владелицу галереи Фирюзу видели?

— Конечно, — кивнул Рогаткин.

— Увлеклись? — неожиданно спросил прокурор.

— Кем? — вздрогнул Лев Тимофеевич. — С какой стати?! У меня Белоснежка есть.

— Кто-кто у вас есть? — пришёл черёд вздрогнуть прокурору. — Вы поосторожнее там с Белоснежками, Лев Тимофеевич, а то мало ли…

В кабинете старшего советника юстиции было сумрачно, за окном мела метель и где-то в стороне выла собака. Прокурор Евтакиев почесал затылок и раскрыл папку, на которой было написано: «ДЕЛО № 459».

— Пропал груз, — нацепив на нос очки, произнёс прокурор.

— А с каких это пор, Пётр Никодимыч, межрайонная прокуратура ищет пропавшие грузы? Транспортная милиция, что мышей совсем не ловит? Кстати, бродячие собаки и пьяные компании пока ещё не юрисдикция прокуратуры? Жаль, — буркнул Рогаткин.

— Не благодарите, не надо, — прокурор Евтакиев сердито взглянул на старшего следователя. — Это особый груз, Лев Тимофеевич. Вот, читайте сами, — Евтакиев передал папку и подошел к окну, чтобы приоткрыть форточку. В комнату тотчас влетел морозный ветер с улицы и закружил пару бумажек на столе.

Рогаткин прочитал первые три страницы дела и закрыл папку.

— У меня нет слов, Пётр Никодимыч, — пробормотал он.

— Да, груз непростой, — закуривая, согласился прокурор. — Дело в разы необычнее, чем похищение священной швабры, Лев Тимофеевич. И следов рефрижератора нигде не могут найти уже четыре месяца, а ведь он был с маячком.

— Международный терроризм? — осторожно спросил Рогаткин.

Евтакиев достал носовой платок и высморкался.

— Всё может быть, — убрав платок в карман, чихнул прокурор. — Вы свободны, Лев Тимофеевич.

По коридору гулял сквозняк, и деловито сновали юркие, как муравьи, работники прокуратуры. И внезапно Лев Тимофеевич, ни к селу и не к городу, вспомнил, как в детстве страстно мечтал стать цирковым акробатом. Ну и почему, скажите, судьба вместо вольтижировки и подкидывания мечей на спине лошади занесла его в следователи межрайонной прокуратуры? Глупость какая-то…

На улице от мороза у Льва Тимофеевича заболела голова, и он решил остаток дня посвятить неуловимой священной швабре.

— Таких швабр в мире всего семь!.. — поводил крючковатым носом завзятого книгочея старший методист Исторического зала Ленинской библиотеки Носков, которому следователь отважился задать парочку вопросов про священные швабры и причины их возникновения в историческом контексте. — Вы неофит в этом архиважном деле, не правда ли? — гнусавым голосом добавил он.

— Хотите сказать, что этой шваброй царица Нефертари колошматила своего мужа Рамсеса II, если он прятал от неё заначку? — попытался шуткой разрядить обстановку Лев Тимофеевич.

Методист угрюмо покосился на следователя и на шутку не повёлся.

— Неужто, этой шваброй мыли покои папы Пия Десятого? — занервничал Лев Тимофеевич.

— Нет, — хриплым шёпотом перебил Льва Тимофеевича методист. — Этой шваброй шуровали в костре, на котором сожгли Джордано Бруно!

— Простите, но ведь швабра ни разу не обгорела! — хихикнул старший следователь межрайонной прокуратуры.

— К чёрту шуточки! — методист смерил следователя с головы до ног рыбьим взглядом педанта.

Лев Тимофеевич с готовностью повернул к Носкову ухо и приготовился внимать, ведь всего за час пребывания в библиотеке обнаружил не один десяток презлых, на его взгляд людей.

— Я рекомендую вам проштудировать сорок третий том Апулея, — гнусаво продолжил методист Носков. — У Апулея есть абсолютно всё про священные швабры, веники и совки, но, как вы понимаете, выносить из читального зала ничего нельзя! Поэтому… — Носков воровато оглянулся, но Льва Тимофеевича в Историческом зале уже не было.