Хочется кричать, или Одним разбитым сердцем стало больше - [8]

Глава 4

Я замолчала, посмотрела на присутствующих. Одни застыли, как столбы, другие недоуменно перешёптывались.

– Я же просила вас всех заткнуться! Если дали мне слово, наберитесь терпения и выслушайте! Вы представить себе не можете, что такое последний взгляд на дорогое лицо, прежде чем закроют крышку гроба. Жуткий стук молотка по гвоздям. Шорох лопат. Верёвки, застрявшие под гробом. Комья земли, тихо сыплющиеся на крышку. Опять стук лопат, теперь навсегда засыпающих яму землёй. Ужасно терять любимых людей, а похороны – страшный ужас: строго, мрачно, нельзя дать волю чувствам. Ощущаю себя чужой, раскаиваюсь, что не плачу. А надо ли вообще плакать? Сложно любить и ценить живых? Обязательно устраивать эти угнетающие похороны, заказывать отпевание, чтобы пузатый поп противным голосом тянул: «Прими раба божьего»? До жути пафосно. Похороны – это момент, когда смерть показывает своё лицо из-под капюшона. Очень, очень тяжело. Любить, ценить и помнить надо живых, а не говорить кучу ненужных слов над могилой.

Застывшие как статуи люди зашевелились. Некоторые даже с шёпота перешли на громкую речь. Я с негодованием взглянула на них.

– Да, чем круче похороны, тем хуже. Тем, кто по-настоящему страдает, всё равно, они от горя ничего толком не замечают. Получается, вся эта торжественность – для сплетников, которые будут долго потом перетирать: похороны такого-то были «пышнее, чем эти». Похороны в нашей стране – чистой воды садизм. Сначала молчаливое стояние над гробом, всхлипы, потом вынос гроба к автобусу, да под душераздирающую музыку, которая каждой нотой сердце выжигает. Потом прощание на кладбище, жуткое осознание, что ты видишь человека в самый последний раз. Закрывание гроба, забивание гвоздями, опускание в могилу. Действие так растянуто, словно призвано свести людей с ума. И ещё меня удручает, что человека закапывают – то есть опускают в землю, в вечную тьму, где сырой холод и черви. Мне кажется, если бы покойников просто сжигали, причём без музыкального сопровождения и отпевания, это воспринималось бы гораздо легче. Словно душа человека и вправду уходит куда-то в небо вместе с дымом. Я за кремацию! Это намного экологичнее. Похороны – это очень страшно, – громко произнесла я. Голос предательски дрогнул. – Это строжайший ритуал, где нельзя сказать и сделать лишнего. Ночные дежурства возле гроба на второй день… Торжественное обмывание и переодевание: в грязи и лохмотьях оставить нельзя, ибо человек должен отойти в мир иной в чистом виде, иначе опасно! А уж когда гроб выносишь, тут предельную осторожность нужно соблюдать: если заденешь о косяк двери – умрёт кто-нибудь ещё из семьи. А ведь среди вас есть те, кто радуется смерти моего мужа. В общем, сплошная запретная зона, окаймлённая траурной лентой. И это наша варварская традиция – открытый гроб. Я хочу помнить человека живым, а не лежащим в длинном ящике с чужим застывшим лицом. Потом к тебе подходят родственники, которых раньше не видела, и отпускают замечания по поводу похорон. Хочется им сказать: «Идите веселитесь, стервятники, а не то следующие похороны будут вашими». Начинается прощание в морге. Обстановка жуткая: маленькое помещение, где стоят шесть гробов с подготовленными навынос покойниками. Это неправда, что горе сближает. Горе у всех своё, вот и стояли сегодня в морге домовины с покойными, над которыми никто не причитал, им никто не принёс ни цветочка. Может, родственники в «пробке» задержались, может, похороны позже заказаны, но это было ужасно, когда моего мужа вынесли, а эти там остались. – Я сделала небольшую паузу и продолжила: – Ну что, господа, кто скажет следующую речь? Нет желающих? А поехали в ресторан! Водка рекой, балык и чёрная икра в любых количествах. Никто не пожалеет, что почтил своим присутствием эти роскошные похороны…

Я говорила одно, а думала совсем о другом. Не существует слов, которые могли бы утешить любящее сердце, переживающее утрату. Это боль, которую люди способны преодолеть, но от понимания, что пройдёт и это, нисколько не легче. Боль невозможно унять, процесс избавления от неё нельзя ускорить!

Я слышала, что период острого горя длится примерно два года. Столько времени требуется, чтобы человек справился с ударом судьбы. В этот период его душа проходит несколько стадий горестного состояния: шок, когда всё как в тумане и он ничего не чувствует; отрицание: человек не может поверить в случившееся – «этого не может быть»; торг: «если бы не погода, он был бы жив, если бы я его уговорила остаться – он бы не погиб»; гнев – на себя, на других, на судьбу, на погибшего, на врачей, которые не спасли; плач – когда человек может оплакивать ушедшего; примирение и последний этап – шаг в новую жизнь (принятие неизбежного).

Все эти чувства нормальны для человека, переживающего потерю. Говорят, в горький период важно найти любую поддержку для себя. Если такой поддержки нет, её следует организовать. Мой умерший муж ни за что на свете не хотел бы, чтобы я последовала за ним. Более того, он был бы чрезвычайно зол, узнав о таких моих мыслях. Величайшее благо для него видеть меня счастливой! Сейчас время позаботиться о себе, потому что тень смерти будет заслонять солнце.