Хмурые будни холодной войны. Ее солдаты, прорабы и невольные участники - [97]

. В тесной связи с этим тезисом находился и другой, озвученный главой АПТ, и свидетельствовавший о его стремлении усилить политический контроль над кадровыми военными. Заявив о том, что «наша армия – это армия нового типа, народная армия, армия революции», он акцентировал внимание, с одной стороны, на необходимости поддержания партизанских традиций в ней, а с другой – на том, что армия НРА отличается от «армий буржуазных и ревизионистских государств» тем, что она «не армия казармы, кастовая и закрытая», а близкая народу, так как её кадровому составу «чужды зарубежные реакционные ревизионистские взгляды на военных»¹⁰⁵. В определенной степени это было стремлением подтвердить избранный ещё в 1966 г. курс реформирования вооруженных сил, воспринимавшийся среди кадровых военных, как отмечали уже позже в своих воспоминаниях многие из них, достаточно негативно из-за ликвидации воинских званий, усиления парткомов в воинских частях в ущерб позициям военно-командного состава, привлечение армии к хозяйственной деятельности и ослабление воинской дисциплины¹⁰⁶. Более того, апеллирование к партизанским традициям было призвано подчеркнуть важность именно подобного опыта, учитывавшего исключительно «албанские условия», несмотря на явное несоответствие стратегии партизанской войны 40-х гг. практике применения вооруженных сил в 70-е гг. Ещё в 1966 г. министр обороны Б. Баллуку в беседе с одним из будущих авторов директивного документа «Тезисы Совета Обороны» Э. Хадо, отмечая необходимость использовать зарубежные, в частности, советские военно-теоретические разработки (против чего выступал Ходжа и Шеху), заявлял: «Я не могу опираться на партизанскую войну, которую однажды вели, потому что это было восстание. Сейчас мы призваны защищать Албанию, а это совсем другое, нежели раньше, мы ныне будем защищаться»¹⁰⁷. В то же время, глава военного ведомства, хорошо знакомый с аппаратными правилами в высших эшелонах АПТ, а также знавший о том, что глава партии делает упор именно на партизанское прошлое, рекомендовал включить Хадо пассаж о народной войне в готовящийся документ¹⁰⁸. В декабре 1972 г. на XII Пленуме ЦК АПТ Э. Ходжа повторил свою версию в формулировании принципов военной доктрины.

Таким образом, концепция оборонной политики НРА, еще не будучи даже сформулированной, становилась предметом назревавшего конфликта в высших кругах АПТ по военно-политическим вопросам, испытывая влияние межличностных отношений. Вероятность охлаждения отношений с КНР – единственным союзником НРА, усиливала у главы Э. Ходжи и его ближайшего окружения уверенность в необходимости делать ставку на использование собственные силы при обороне страны и опираться, прежде всего, на национальный опыт партизанской борьбы периода Второй Мировой войны. Этот тезис превращался в главный идеологический постулат, определявший взгляды партийно-государственного руководства НРА на оборонную политику в целом.

Начало 1972 г. стало для главы АПТ и высшего партийно-государственного руководства НРА серьезным рубежом в формировании новой картины мира и расстановки сил на международной арене, что повлияло на внутреннюю политику коммунистического режима в целом. Два знаковых события были восприняты Э. Ходжей с особой озабоченностью. Первым из них было долгое молчание китайской стороны о судьбе внезапно исчезнувшего осенью 1971 г. из общественной жизни министра обороны КНР маршала Линь Бяо, который, как потом выяснилось, разбился в авиакатастрофе над Монголией во время его бегства в СССР. Сам глава АПТ интересовался тем, был ли согласен глава военного ведомства КНР и один из наиболее влиятельных в партийно-государственной номенклатуре коммунистического Китая человек с политикой нормализации взаимоотношений с США. Полученная Э. Ходжей от албанского посла в Пекине в виде, вероятнее всего, пересказа неофициальных слухов информация давала основания считать Тиране, что в руководстве КПК готовился некий военный заговор¹⁰⁹.

Вторым знаковым событием, повлиявшим на формирование у Э. Ходжи и его ближайшего окружения нового восприятия происходящего на международной арене, стал визит 21–28 февраля 1972 г. президента США Р. Никсона в КНР и его встреча с Мао Цзэдуном на второй день после прибытия в Пекин. Произошедшее было крайне негативно оценено Э. Ходжей, который в своих личных записях уже характеризовал действия китайской стороны как постепенный отход от революционной линии к оппортунизму и ревизионизму, а также иронично отмечал, что жена президента занялась рекламой китайских товаров и китайской кухни, став новой Анной Луизой Стронг¹¹⁰. Особенно для руководителя АПТ был неприятным то, что лидеры КПК не проинформировали своих албанских коллег о содержании американо-китайских переговоров и возможных заключенных договоренностях. В начале марта пропагандистский орган ЦК АПТ газета «Зери и популлит» опубликовал редакционную статью (что было отмечено зарубежными наблюдателями)¹¹¹, в которой в весьма агрессивном тоне характеризовалась как сам Никсон, так и его поездка в КНР. Со своей стороны, Москва постаралась использовать складывавшуюся ситуацию для того, чтобы, как отмечали иностранные аналитики, дискредитировать КНР в глазах албанского партийно-государственного руководства, и советская пропаганда на албанском языке, осуществлявшаяся советским иновещанием, не преминула использовать поездку Никсона в Пекин для этой цели, обратив внимание слушателей на отсутствие информации об этом визите в албанских СМИ