Хмель-злодей - [10]

На широкой, открытой террасе был накрыт стол. В хорошую погоду это было самое красивое место в доме, откуда открывался чудесный вид на луга, рощи, перелески.

Старая пани Рудницкая стояла, опёршись руками о перила террасы, и задумчиво глядела вдаль. Ей было о чём подумать. Если она не сможет рассчитаться с паном Потоцким, который ссудил ей деньги под заклад, замок перейдёт в его собственность.

— Вельможная пани, к вам арендатор, — отвлёк её от дум вошедший слуга.

— Проси.

В дверях показался пейсатый еврей, который протискивался в них бочком.

— Осмелюсь нарушить вашу трапезу пани, но пан Потоцкий требует плату за имение.

Пани Рудницкая не питала к Менделю дружественных чувств, но и неприязни тоже не было. Она понимала, что он просто исполняет свою работу, за которую получает вознаграждение, правда, оно было тем выше, чем больше денег приносил еврей пану Потоцкому.

— Передай пану, что я отдам, как только соберём урожай.

— Э-э, пани, вы слишком добры, слишком мягко относитесь к холопам, их нужно обложить налогом существенным, тогда и деньги будут, и с паном Потоцким замиритесь.

Рудницкая гордо вскинула голову:

— Ты, Мендель, хорошо служишь пану Потоцкому, но негоже тебе лезть в чужие дела и давать советы.

— Прошу прощения, пани, я хотел, как лучше, прошу прощения, — Мендель поклонился и попятился к двери.

Рудницкая укорила себя за то, что не сдержалась. Мендель тут ни причём, он не хуже и не лучше других. Она сама воспитана в уважении к людям, и сына так воспитала, образование ему дала самое лучшее. И кто виноват в том, что она осталась без средств после гибели мужа. А если Потоцкий отберёт замок и имение, тогда ей только в нищие. Это с её-то знатностью. Но переступить через себя не могла, и увеличить налоги на холопов, закабалить их было вне её представлений о человечности.

Раздались громкие голоса, и в дверь протиснулись гурьбою молодые люди. Они с шумом рассаживались, подшучивая, и подтрунивая друг над другом.

Пани Рудницкая с улыбкой смотрела на Яну и Сашу, вспоминая, как привёл их в дом муж её перед походом к османам. Это были дети его товарища, у которого умерла жена. А потом и сам он пропал в плену, как и муж её. Так и остались дети в доме. Пани нисколько не жалела об этом, всё веселее вместе. Да и Михаилу приятно быть в компании таких же молодых людей, как он. Сашка был младше Михаила, небольшого роста, полненький, он и вправду походил на Санчо Пансо рядом с тонким и высоким другом. И любил, и был предан Михаилу, как его тёзка из романа.

— А вы знаете, что в Приднепровье опять казаки восстали, а холопы и чернь к ним присоединяются? — заявил Сашка, едва прожевав кусок мяса, — давеча сам от дворни слышал.

— А ещё, что говорят? — ехидно полюбопытствовал Михаил.

— А ещё говорят, — серьёзно продолжил Сашка, не приняв тон Михаила, — будто главным у них казак Хмельницкий, из наших, из шляхтичей.

— Это как же: казак и шляхтич? — вставила Яна, — это зачем?

— Говорят, что казаком стал, чтобы за правое дело воевать, работных людей, мещан да холопов от тягот панских освободить.

— Всё-то ты, Сашка, знаешь, — мягко перебила его пани Рудницкая, — негоже шляхтичу в казаки идти, разбойные это люди, невежественные и страшные.

Ей вдруг пришла в голову невероятная мысль, что её единственный сын, бредящий благородным рыцарем Сервантеса, решит идти и защищать угнетённых холопов. Она украдкой взглянула на сына, но он, казалось, не проявил никакого интереса к сообщению Сашки.

— Санчо, поедем завтра на охоту? — Михаил обернулся к Сашке.

— С тобой хоть на край совета, — картинно выговорил Сашка и отхлебнул светло-розового вишнёвого напитка из высокого резного бокала.

Рано утром они осторожно подобрались к глухариному токовищу. Хотя весна уже щедрой рукою разбросала яркие пятна цветов по бледной зелени леса, на току было полно глухарей и цесарок. Всадники спешились, привязали коней и осторожно, держа ружья наготове, стали приближаться к токовищу. Вот птицы, занятые влюблённым токованием, уже совсем близко, дальше нельзя, можно спугнуть. Михаил сделал Сашке знак рукой — пора. Они выстрелили почти одновременно. С громким клёкотом и шумом крыльев взлетели птицы, но две из них остались лежать на земле.

Не торопясь, гордые добычей, возвращались домой молодые люди. Михаил отлично стрелял, ещё отец покойный научил его и подарил красивое ружьё. И в этом стрелковом деле, и в деле фехтования шпагой и саблей, Сашка не отставал от своего друга. Они много фехтовали, получая практику и нарабатывая приёмы.

— Санчо! — Михаил направил лошадь почти вплотную к Сашкиной, — я всё думаю об этом Хмельницком, а не попробовать ли и нам к нему присоединиться? Платит, наверное, хорошо, да и сами свою долю в бою добыть сможем.

Сашка взглянул на друга:

— Я бы пошёл, дружище, да маменька твоя не отпустит.

— Отпустит, мы уже не маленькие, а не отпустит, так сами уедем. Тайно. Чего нам ещё ждать, пока Потоцкий нас со света сживёт, и на улицу выгонит? Нас ничего тут не держит.

На самом деле Михаил лукавил, и оба друга знали это: его держала белокурая красавица Яна.

Яна, которая постепенно вошла в его память, в его сердце, была прямой противоположностью брату: тоненькая, порывистая, задумчивая, она глядела на мир большими зелёными, всегда печальными глазами. Как будто в этом огромном мире не достало для неё ласки и нежности. Вспоминая о девушке, Михаил готов был немедленно бежать к ней, обнять её, прижать к себе и уже никогда не отпускать. Но на людях они держались ровно, и только его друг — её брат знал об их ночных свиданиях.