Хлеб наемника - [57]

Кажется, до меня стало доходить. Действительно, вчера (или — раньше?) мы сбрасывали чего-то откуда-то… Помнится, было ужасно смешно…

— Вы понимаете, что подобное деяние не может сойти с рук никому?

— Простите, ваше… преподобие, но… — промямлил я.

— Вы скажете, что вы и ваши друзья были пьяны? Ну и что? Это, скажу я вам, вовсе не повод избежать наказания.

— Господин инспектор, да за что же нас наказывать-то? — возмущенно выкрикнул я.

— А почему — во множественном числе? — улыбнулся инспектор. — Где же вы видите — «нас»?

Действительно, в камере был только я один. Странно. Пили — вместе, дебоширили — вместе, а отвечать — я?

Словно бы угадав мои мысли, инспектор вздохнул и сказал:

— Ваши друзья отпущены на поруки господина ректора. Собственно, их вина лишь в том, что они пошли у вас на поводу… Да-да, господин бакалавр философии, у меня есть свидетели, что именно вы были инициатором подобного святотатства. Знаете, сударь, очень обидно, когда потомок такого знатного рода ведет себя столь… э-э недостойным образом. Или вы рассчитываете на то, что ваши родственники сумеют избавить непутевое чадо от наказания?

— А я хотя бы раз обращался за чьей-то помощью? — огрызнулся я.

— Возможно, что и не обращались, — кивнул монах. — Только не припомните ли, сколько раз вы были на грани исключения?

— Разве? — неподдельно удивился я.

— Инспекция Великого Понтифика обязана держать вас в поле зрения. Я, разумеется, не вел учета, в скольких дуэлях вы принимали участие. А дуэли, как вы знаете, противны Господу. Счастье, что ни один из ваших соперников не был убит, а те, кого вы покалечили, не обратились с жалобой к властям. («Посмотрел бы я на того, кто осмелился бы обратиться!») А сколько стараний приложили ваши родственники, чтобы вы стали бакалавром. Вы решили, что ваш пьяный бред на самом деле приняли за защиту диссертации? (А ведь я так и думал!) И скажите, за весь год вашего пребывания в магистратуре сколько раз вы были на лекциях? («А что я там не видел?») Думаю, ваши родственники уже устали оплачивать ваши счета.

— А какое вам дело до всего этого? — не выдержал я.

— Мне? — пожал плечами инспектор. — Никакого! По крайней мере до вчерашнего дня, пока вы не разбили статую его святейшества… Ваше поведение и ваша учеба — на совести господина ректора, который закрывает на все глаза. Да что там! — всплеснул толстячок руками. — Ему выгодно иметь такого шалопая, потому что ваш отец и брат довольно щедро платят ему каждый раз, когда он сообщает о вашей очередной дуэли или об очередном бастарде… Думаю, что и последние события начались не без вашего участия…

Вот тут монашек был прав! Драка началась из-за того, что я придрался к какому-то чумазому ремесленнику. Помнится, вначале побили нас, а потом мы сбегали за подмогой… Если на улице кричат «Наших бьют!», на месте не усидит даже последний зубрила.

— Мне кажется, вы тоже не против получить что-нибудь? — усмехнулся я. — Например, вспоможение на новую сутану…

Инспектор хмыкнул и, слегка наклонив голову, направился к выходу. Уже на пороге он обернулся и сказал:

— Не знаю, господин бакалавр, будет ли в этом прок… Но вы немного посидите в этой камере, подумаете о своих поступках… Я распоряжусь, чтобы вам принесли еду и… пиво.

Тюремная пайка состоят из гороховой каши с салом, большого куска хлеба и кружки пива. Пиво было тепловатым, но — это было пиво!

После обедов, которые я позволял себе, еда выглядела скудновато. После еды потянуло в сон, а когда проснулся, показалось, что потолок камеры стал ниже.

«Почудилось!» — решил я, но впечатление не проходило. Покопавшись в карманах, нашел медяк, которым побрезговали стражники, и начертил под потолком несколько линий… Мне вдруг вспомнились россказни об инспекции Великого Понтифика — о том, как невинные женщины, обутые в «гранадские» сапоги, начинали рассказывать о встречах с дьяволом, а крестьяне, которым залили кварту-другую кипятка в глотку, сознавались в прелюбодеяниях с русалками. Раньше я не особо верил в россказни. Теперь… Я вскочил и посмотрел на свои черточки. Они показали, что потолок опустился еще немного.

Не знаю, как я не сошел с ума. Потолок опустился так низко, что я мог сидеть лишь на корточках. Подвальное окно, через которое падал куцый свет, уже давно было перекрыто гранитной плитой, но мне уже не нужно было видеть потолок. Я его чувствовал!

Внезапно что-то заскрежетало, я почувствовал приток воздуха и увидел, как сбоку вспыхнул свет, обрисовавший небольшой квадрат выхода.

— Эй, студент! — окликнул меня насмешливый голос. — Ползи ко мне!

Стремительно, как только мог, я пополз на зов и выпал в тюремный коридор.

Здоровенный монах, вызволивший меня из каземата, внимательно осмотрел меня и принюхался…

— А-а… Понравилась каша? — довольно протянул тюремщик. — Ты радуйся, что его преподобие, господин инспектор — очень добрый человек.

— Я радуюсь, — недовольно хмыкнул я. — Уж я так радуюсь, что слов нет.

— Плохо радуешься, — покачал головой здоровяк. — Не понял ты своего счастья… Еще бы чуть-чуть… Потолок до самого пола опускается, а потом обратно идет… Отскребли бы то, что осталось, да собакам выбросили. Родичам бы сообщили, что господин, задержанный за пьянство, драку и оскорбление особы его святейшества, после назидательной беседы был отпущен вместе с прочими студиозами. А уж, куда он потом девался, нам неизвестно…