Хлеб - [9]

Эти данные выдавались за следствие умелого, инициативного руководства, высокого организаторского мастерства, за подтверждение разумности затей и починов. Но если спокойно и мало-мальски основательно проанализировать истинные итоги сельской экономики Кубани, то убедишься, что уровень руководства был крайне низок. Корабль, оснащенный прекрасными ветрилами, шел не без руля, нет. Но руль словно бы использовался для крутых поворотов, а не для следования твердым курсом.

Нельзя ведь брать для анализа произвольные периоды, выгодные направления, как это часто делается. Ибо так можно составить нужную для престижа мозаику, но правдивой картины не получишь. Оговорим право оперировать цифрами последнего шестилетия. С 1959 года кубанские колхозы работают на своей технике, ликвидация МТС — заметная веха в хозяйствовании. Период достаточно велик, чтоб исключить влияние колебаний погоды.

Прежде всего вызывает удивление главнейший из успехов — удвоение продажи зерна за 1960–1963 годы. Каким путем это достигнуто? Увеличением сборов? В том-то и дело, что нет. Средний урожай за последнее трехлетие ни на десятую центнера не поднялся над намолотом предыдущих трех лет. Производство зерна в крае не достигло уровня 1958 года. В шестьдесят третьем собрано хлеба на 358 тысяч тонн меньше, чем в пятьдесят восьмом, заготовлено же на 961 тысячу тонн больше.

Рос не так сбор зерна, как его товарность. В 1960 году закупки составили 35 процентов к валовому сбору, а в год удвоения — уже 57 процентов. Грех преподносить как достижение изъятие из хозяйств того зерна, что должно было стать сырьем для развития животноводства. Памятный недород был несчастьем, несчастьем же стала для хозяйств и сдача фуража.

Не только в Краснодарском крае на фуражный сусек глядели в период хлебосдачи как на бездонный кладезь. Так было и в Заволжье, и в Сибири. Операция считалась как бы заимствованием: сегодня сдадим, перевыполним план, а через месяц привезем с элеватора назад на фермы. К здравой экономике эта операция так же не имеет отношения, как и сдача семян в былые годы. Ведь хозяйства, если и удавалось получить столько же концентратов, сколько было сдано фуража, платили весьма внушительные проценты на этот «заем». Минимальная разница в цене сданного и купленного фуража — три рубля на центнер. А транспортные расходы! А потери от перебоев в кормлении! Животное не может, подобно трактору, спокойно ждать, пока подвезут «горючее» — оно теряет в весе… Странно звучал в применении к такой практике разговор об «интересах государства». Председатель колхоза, охотно сдающий фураж до зерна, — примерный партиец, он ставит интересы государства, народа превыше всего. А тот, кто всеми правдами и неправдами обеспечивает кормом свиноферму и птичник, — тот подчиняет интересы страны своим собственным, мелким, так сказать, и чуть ли не шкурным. Второму, «неправедному» стоило многих нервов сохранение каждой сотни тонн фуража, но уже через квартал эта сотня тонн шла в город беконом, тысячами яиц, говяжьими тушами. Передовик на час маялся целый год и проклинал день, когда уступил, когда за первое место в сводке отдал и подлинный интерес государства, и выгоду своего колхоза.

Для руководителя хозяйства в слове «фураж» сливалось очень многое. «Возьмут или оставят?», «Раскручивать поголовье или готовить сброс?» — эти вопросы тревожили его до глубокой осени. И он уже отвык видеть в концентратах просто оборотные производственные фонды, ближайшую родню горючему, запчастям или химикатам. Ведь если нет солярки, то пахать нельзя. А если сданы концентраты, то план по мясу выполнять можно. Каким путем? Это уж его, руководителя, забота…

Эта проблема была, пожалуй, самым застарелым наследием поры очковтирательств и показухи. Именно государственные интересы требуют, чтобы план производства животноводческих продуктов обеспечивался строго определенным количеством концентрированных кормов. Тогда можно спрашивать с руководителей за разумное использование фуража, взыскивать за перерасход комбикорма, объявлять (и с полным правом!) нетерпимой, вредной для страны практику, при которой на центнер свинины кормов затрачивается вдвое-втрое против научно обоснованных норм.

Называя в качестве нового обязательства 230–250 миллионов пудов, в крае отлично знали, что выручить может только фураж. Становились бы на этот путь, если б уверенно росли валовые сборы зерна? Нет. Но производство зерна колеблется, не достигая уровня 1958 года. Почему? Вопрос чрезвычайно сложный, заслуживающий специального анализа, и все же, если смотреть без предвзятости, можно отметить некоторые причины.

Ни об одной культуре столько не говорилось и не писалось, ни на одну не возлагали столько надежд, ни одна так не подходила, казалось, к условиям Кубани, как кукуруза. «Самая урожайная, наиболее интенсивная» — это, пожалуй, были скромнейшие из эпитетов, прилагаемых к ней. При расширении ее посевов почти до миллиона гектаров край исходил из превосходства початка над колосом, что подчеркнуто и в обязательстве (40 центнеров пшеницы, 50 центнеров кукурузы).