Хлеб - [13]

Сразу же отметим: мы вовсе не хотим сказать, будто кубанские или, предположим, курские, курганские колхозы, работающие в относительно выигрышных условиях, когда бы то ни было жили за счет чьих-то трудов. Так говорить было б великой глупостью. Всюду плоды земли добываются в поте лица, и казачья станица, и курская деревня, и сибирское село хлеб едят свой. На колхозниках нет никакой вины за экономическую несправедливость. Но несправедливость-то существует многие годы.

«Земля без всякого… выкупа отныне переходит в пользование всего трудового народа», — торжественно заявила Советская власть через три месяца после революции в Основном законе о социализации земли. Декрет был подписан В. И. Лениным и Я. М. Свердловым.

Колхозы ведут хозяйство на полях, полученных бесплатно, каждая артель извлекает доходы из той земли, какая ей досталась, будь то чернозем толщиной в человеческий рост или подзол вперемежку с валунами. Затраты труда на единицу одинакового продукта будут, естественно, ниже у того колхоза, чьи земли лучше, чьи владения удобнее расположены по отношению к местам сбыта и снабжения. Значит, колхозы с лучшей и лучше расположенной землей могут получать дополнительный чистый доход. Он составляет, как известно, первую форму дифференциальной ренты.

В самой разнице между плодородием земель еще нет никакой беды, различия между подзолом и черноземом, между северным летом, «карикатурой южных зим», и летом юга всегда останутся. Что ж, общество в одном случае экономит труд, в другом — затрачивает лишний. Несправедливость возникает лишь тогда, когда дополнительный доход, полученный в одном колхозе, будет распределен между его членами. Тогда общество не сможет направить сбереженные за счет лучших условий средства на помощь «обиженным природой» хозяйствам. И артели с почвенно-климатическими условиями хуже известной нормы не смогут окупить затраты, производство здесь станет убыточным.

Экономисты ведут споры вокруг проблем, связанных с дифференциальной рентой. И здесь, как это бывает, энергия направлялась подчас не на выяснение истины, а на поиски «научного» оправдания существующего положения. Оправдания добывались иногда ценой потери логики и здравого смысла. Для определения избыточного дохода нужно произвести сравнительную оценку земель, ввести земельный кадастр. Но в девятнадцатом томе Большой Советской Энциклопедии мы читаем: «В Советском Союзе, где нет частной собственности на землю, нет оснований и для введения кадастра». Стоит продолжить такое рассуждение — и заключишь, что в СССР нет оснований оценивать качество руд, бонитет ангарского сосняка или пермского ельника, ибо частная собственность на недра и леса упразднена… Правда, сейчас положение изменилось: число сторонников введения кадастров среди экономистов растет. Кадастр нужен не для торговли землей. Этот генеральный документ поможет правильно хозяйствовать, дифференцировать налоги, совершенствовать закупочные цены. Даже для того, наконец, чтобы определить колхоз, победивший в соревновании, нужна сравнительная оценка земли. Нельзя же всерьез оценивать работу хозяйств по тому, достигли они рубежа «75 и 16» или нет! Да и всякий другой, с потолка взятый рубеж не даст представления об истинных достижениях колхоза, если не класть в основу оценки природноэкономические условия. Отрицать необходимость введения кадастра и правильного использования даровых излишков чистого дохода — значит защищать волюнтаризм в экономике.

Споры можно вести вокруг всяких проблем, но сама необходимость изъятия дифференциальной ренты I в распоряжение государства, на наш взгляд, бесспорна. Кстати, она была предусмотрена одним из первых законодательных актов нашего государства. Отменив частную собственность (и, естественно, всякую цену) на землю, Основной закон о социализации земли потребовал:

«Излишек дохода, получаемый от естественного плодородия лучших участков земли, а также от более выгодного их расположения в отношении рынков сбыта, поступает на общественные нужды в распоряжение органов Советской власти».

Механизм для улавливания дифференциальной ренты I есть, это система закупочных цен. Кубанскому колхозу выплачивалось за центнер пшеницы 6,3–7,1 рубля, вологодскому — 8,5 рубля (согласно решениям мартовского Пленума закупочные цены на зерно для Северо-Западного района повышены до 13 рублей, а на юге — до 8,6 рубля за центнер). Сама эта разница овеществляет идею о выравнивании условий хозяйствования, о равном вознаграждении за равный труд. Ведь Программа КПСС предусматривает «создание все более равных экономических условий повышения доходов для колхозов, находящихся в неравных природно-экономических условиях в различных зонах, а также внутри зон, с тем чтобы последовательнее осуществлять принцип равной оплаты за равный труд в масштабе всей колхозной системы».

Все дело в том, насколько четко, исправно действие экономического механизма.

Разница в себестоимости продукции между разными зонами достигает 180–600 процентов (по разным продуктам). Хозяйства ряда зон, располагая лучшими почвами, климатом, путями сообщения, и при прежнем, невысоком среднем уровне рентабельности находятся в выигрышном положении. По данным Института экономики Академии наук СССР, колхозы, производящие подсолнечник, получали в среднем по стране от реализации центнера семян 443 процента чистого дохода. В среднем за три года от продажи центнера зерна колхозами Западной Сибири получено 4,2 рубля чистого дохода. Дифференциальная рента большей частью осталась в хозяйствах. На сто рублей затрат (в среднем за 1959–1961 годы) колхозы Курской области получили по 13 рублей дифференциальной ренты, Краснодарского края — по 17 рублей, Алтайского края — по 24 рубля, Курганской области — по 29 рублей.