Хивинский поход 1873 года. Действия кавказских отрядов - [56]

Солдаты и казаки однако скоро освоились с своими верблюдами, изучили нрав каждого животного и знали их по наружным признакам так хорошо, что, в случае подмены верблюда, они отыскивали его. Верблюды каждой части имели свои особые метки, но это не мешало однако зачастую разбирать претензии рот в подмене и в похищении друг у друга особенно сильных верблюдов.

Верблюдовожатых, как сказано, в отряде было мало. Им отпускалось в месяц по 10 рублей и предположено было отпускать по два фунта муки в сутки. Но так как отряд, за неимением перевозочных средств, не в состоянии был поднять довольствие и на себя, не только на киргиз, то мука для них не была взята и потому некоторые из них разбежались. Оставшиеся в отряде кормились около солдат, которые, не смотря на недостаток довольствия, делились им с киргизами, переносившими наравне с ними труды. Кроме того, киргизы пользовались приставшими на пути баранами, лошадьми и верблюдами. Верблюдовожатые киргизы несли тяжелую службу при отряде весьма усердно и не даром получали свои десять рублей: они вели верблюдов, смотрели за ними на пастьбе, лечили их, помогали вьючить и проч.

Проводников и рассыльных из киргиз и туркмен было достаточно. Большинство проводников бывало в Хиве только по одному, по два раза и притом уже давно; некоторые знали дорогу только до известных колодцев. Все те проводники, которые бывали в Хиве, ходили туда по пути только на Куня-ургенч; знающих же дорогу на Кунград не было. Из всех проводников только одному, киргизу Кабаку Ермамбетову, доверяли в отряде Этот человек знал путь к Хиве на Куня-ургенч, как свои пять пальцев. Все удивлялись, как он, без всяких, по видимому, для европейского глаза местных признаков, без тропинки, вел колонну совершенно по прямой линии, т. е. по кратчайшему расстоянию между двумя точками. Большим препятствием к объяснению с проводниками и получении от них точных сведений служило неимение хороших переводчиков и незнакомство проводников с нашим измерением времени, пространства и глубины. Европеец, например, расстояние определяет часами, кочевник — по солнцу и по времени, когда он творил свой намаз, но при этом остается постоянно какая нибудь неизвестная величина, большею частью — каким аллюром он шел, т. е. шагом или киргизским проездом (что мы называем трусцою), или, другими словами, сколько верст делал он в час. вообще, получить от киргиз или туркмен какие либо верные сведения сопряжено с большими затруднениями. На сообщения их ни в каком случае полагаться нельзя, чему самым наглядным примером служит поход красноводского отряда в Хиву. Прежде, чем дать им хотя несколько вероятия, надо их поверить еще показаниями других лиц: тогда только выйдет что-то похожее на истину. Но и при этом она должна оставаться всегда под сомнением, пока самому не придется поверить ее лично. Надо было иметь большой запас терпения чтобы добиться от проводника хотя какого нибудь толку. Кочевники большие охотники до болтовни. Часто случалось ожидать более получаса, чтобы узнать, куда отделяется от пути отряда тропинка, или как называется такой-то холм, такая-то могила; проводник раньше не ответит, пока досыта не наговорится с переводчиком. Причина недоверия, к проводникам, существовавшего в отряде происходила от того, что проводники нередко сбивались с пути, а другие прямо отказывались вести, объявляя, что они не знают дороги.

Почти никто в отряде не предполагал видеть в этом какого-либо умысла или измены, хотя нельзя не заметить, что на обратном пути отряда, когда с Хивою все уже было покончено, в проводниках замечалось большее усердия: путь ими указан был лучше того, по которому отряд шел в Хиву, и колонны велись гораздо точнее. Но вообще они, за весьма малым исключением[160], вели себя удовлетворительно и принесли несомненные услуги отряду. Здесь необходимо упомянуть об одном киргизе, Кал-Нияз Туркестанов, который, исполняя долг службы, запечатлел его страшною смертью. Будучи послан из Киндерли с почтою в Хиву, он сбился с дороги и попал на сарыкамышский путь, ему незнакомый. Страдая от жажды, он зарезал двух лошадей, на которых ехал и вез почту, и пил из них кров; но когда это крайнее средство истощилось и он чувствовал приближение смерти, то вспомнил, что ему поручено казенное дело: зарыв почту в песок, он повесил подле, на палке, свою шапку, чтобы можно было найти порученную ему почту.

Проводникам и рассыльным отпускалось от 15 до 25 рублей в месяц. Все они ехали на своих лошадях, которых кормили овсом, подобранным ими на дороги из числа брошенного войсками. Под конец движения отряда к пределам Хивинского ханства, когда фураж у них истощился, они почти все лишились своих лошадей и ехали уже на освободившихся из-под вьюков верблюдах.

Пред выступлением в поход, в распоряжение начальника отряда высланы были следующие суммы: на расходы по найму и покупка верблюдов и на другие необходимые потребности по отряду 85,000 рублей, на покупку баранов 19,237 рублей, на экстраординарные расходы в безотчетное распоряжение Ломакина 5,000 рублей. Кроме того, взято было 30,000 рублей кибиточного и других сборов по Мангишлаку. Итого — 139,237 рублей.