Хиты эпохи Сёва - [49]

Ветер хлестал по лицу сквозь открытую дверь. Нобуэ и Исихара принялись истерично хохотать.

– Будем на месте через пятнадцать минут, – пообещал пилот.

III

Хенми Мидори сидела дома и смотрела «Эммануэль-4». Фильм показывали пару дней назад по спутниковому каналу, и она записала его на видео. Была вторая половина дня. Незадолго до этого она позвонила Томияме Мидори, но та занималась с сыном и не могла долго разговаривать. Хенми Мидори бездумно полистала тетрадь с диалогами на английском, который недавно решила изучать. Внутри что-то щекотало и свербело – вероятно, начинались месячные. Английские буквы напоминали ей увеличенные фотоснимки сперматозоидов, так что она закрыла тетрадь и включила изысканное «мягкое» порно, которое зарядила в видеомагнитофон еще накануне ночью в грустную минутку. Актриса, что играла настоящую, первую Эммануэль, теперь уже почти старуха, снялась и в этом фильме. Сколько же лет прошло с тех пор, когда Хенми Мидори смотрела первый фильм вместе с мужчиной, с которым тогда встречалась? Он уверял, что она похожа на Сильвию Кристель. Тогда они впервые переспали. Хенми Мидори прекрасно понимала, что даже постаревшая актриса с провисшим задом выглядит куда лучше нее. Сознательно ли тот мужчина обманул ее, или она действительно ему так нравилась, что он увидел в ней сходство с актрисой? Она смотрела на экран, вспоминала былые времена, и щекочущее ощущение внутри усилилось. Хенми Мидори подумала было, не лечь ли отдохнуть прямо сейчас, посреди дня, чтобы немного взбодриться, как вдруг почувствовала нечто вроде запаха бензина. Спустя долю секунды она уже ничего не чувствовала, так как мгновенно превратилась в горстку пепла вместе со всем своим домом.

Томияма Мидори наслаждалась тем, что когда-то потеряла, но после бойни на пляже Атами обрела вновь: общением с сыном. Осаму превратился в настоящего болтунишку. Он рассказывал ей о школе, о своих любимых телепередачах, друзьях, девочках из класса, а больше всего – об американском профессиональном баскетболе, от которого был без ума. Он записывал матчи на кассеты, чтобы потом пересматривать их снова и снова, и бесконечно рассуждал о любимых игроках и их «отпадном» мастерстве. Его оживленное личико и сверкающие глаза прямо излучали энергию, которая вливалась в саму Томияму Мидори, придавая ей внутреннее сияние. Когда позвонила Хенми Мидори, она оборвала разговор, не желая терять ни одной драгоценной минуты общения с сыном. Подруга могла разве что вспоминать пляж Атами или трепаться о молоденьком торговом представителе, что работал в ее офисе.

– Мне просто необходима такая футболка, – сообщил Осаму, и Томияма Мидори сразу же дала себе зарок непременно найти именно такую, сколько бы она ни стоила. Речь, кажется, шла о футболке с портретом Чарльза Баркли, забрасывающего мяч в корзину через голову Годзиллы.

– Если бы Баркли и Годзилла действительно могли бы сразиться, – говорил Осаму, – то Баркли ее запросто победил бы. Он же такой клевый!

Перед выходом на улицу Томияма Мидори застегнула на Осаму куртку с капюшоном, а сама запахнулась в молочного цвета полупальто, купленное в рассрочку. Взяв сына за руку, она повела его по усаженной тополями улице под бледно-голубым зимним небом. «Какая маленькая у него ручка, – думала она, – а ведь в ней есть все необходимое: нервы, клетки, кровеносные сосуды!» Томияма Мидори ощутила столь сильный приступ любви к сыну, что слезы сами собой хлынули у нее из глаз. Вдруг Осаму показал на небо и крикнул:

– Смотри, смотри, вертолет!

Никто из них не заметил, как из вертолета выпал черный цилиндр. Мать с сыном сделали еще несколько шагов по шуршащим тополиным листьям, устилавшим мостовую, когда цилиндр, рухнув с высоты в тысячу метров, ударился о землю рядом с автобусной остановкой у северного выхода железнодорожной станции. Цилиндр разлетелся на части, равно как и виниловая капсула внутри него. Взрывчатая смесь мгновенно распространилась по всему Чофу. Спустя несколько секунд в банке из-под сигарет сработал взрыватель. Произошла даже не вспышка, как при обычном взрыве, а возгорание самой атмосферы. Томияма Мидори вместе с сыном и со всеми, кто находился в тот момент на улице, мгновенно сгорели заживо.

Так как Сузуки Мидори имела обыкновение проветривать футон на веранде, а ее квартира располагалась на окраине Чофу, где возгорание атмосферы было не таким мощным, смерть ее оказалась более мучительной.

Сузуки Мидори недавно пристрастилась к музыке Моцарта, и в этот день она приобрела диск с фортепианными концертами № 22 и № 23. Поставив диск на воспроизведение, она сделала себе спагетти, а заметив, что на улице ясно, решила вывесить проветрить футон.

Каждая нота в исполнении Владимира Ашкенази напоминала рукотворный сверкающий бриллиант. Казалось, музыка проникает в самое тело и пробирает до костей. Сузуки Мидори никак не могла понять, отчего стала настолько глубоко ощущать музыку Моцарта. Впрочем, ответ был очевиден: причина заключалась в происшествии на пляже Атами. Чувство превосходства, которое она испытывала, обладая таким секретом, о котором никто не догадывался и даже не мог себе вообразить, и стало той ниточкой, что связывала ее с чувственной музыкой великого композитора.