Хитроумный советник - [76]

Да, на самом-то деле, не кому-то надо что-то там доказывать — себе. Себя знать надо, в себе сомнения побороть, себе все доказать. Но страшно, ужасно страшно человеку глянуть внутрь себя — очень уж много донного ила и тины всплывает, начинаешь отвращение к себе испытывать… если поверишь, что это тоже ты. А большинство из тех, кому хватило внутренней смелости посмотреть на свое дно в ужасе тотчас же и отшатываются, отмахиваются руками, кричат: "Это не правда! Не такой я! Я чище, лучше! Не мое это, наносное!" Трудно, очень трудно в себе пакость не только увидеть, но и принять, а уж искоренить ее — и того труднее. Зачем? Чистить — это ведь трудиться надо. А можно ведь гордиться, такой вот, мол, я, не стыжусь, потому что осознал свою мерзость, принял ее. Гадко это. Тоже болото. А стократ гаже, когда еще сильнее загаживать начинают — все одно ведь ил, грязь и тина, что там в чистоте-то сохранять? Такие не только себя, но и других грязнят, под себя перестроить пытаются. Еще бы — болоту-то среди болот привольнее — не надо стесняться своей похабности, не надо со страхом ожидать, что вольется сейчас свежая струя, взбаламутит все твое «добро», а то, и того хуже, смоет часть, и терзайся опять, снова стой перед выбором.

Вода-вода… Легче тебе течь по трубам — там грязи нет, да только и свободы нету тоже".

Лавора мотнул головой, отгоняя мысли. "Что-то меня на философию потянуло, — подумал он, — Наверное, старею, помру скоро. Веселиться надо — праздник сегодня, или где?"

Поднявшись, сэр Алан быстрым пружинистым шагом направился во дворец.

* * *

Бал давно уже переместился из душных залов дворца в сад, освещенный множеством факелов, разноцветных фонариков и искрящихся свечей. Играла музыка, блестящие кавалеры танцевали с дамами на площадках, мужчины и женщины отчаянно флиртовали, влюбленные парочки разбредались по аллеям, а то и по кустам, небольшие группы собирались, чтобы посплетничать, потравить байки, да порассказывать анекдоты. При дворе Арина III этим вечером царили веселье, беспечность и раскованность.

Коронесса сияла — такого дня рождения у нее еще не было. Благородные сэры наперебой сыпали комплиментами, все были безмятежны и счастливы, и все это благодаря ей, только ей — ведь это был ее праздник!

В городе тоже шли нешуточные гуляния. На натянутых канатах танцевали акробаты, фокусники творили чудеса, актеры выдавали "на гора" представление за представлением, певцы уже сорвали голоса, а музыканты все чаще и чаще задумывались о том, что неплохо бы и перерыв сделать — но как? Ведь тогда зрители уйдут куда-то еще, и деньги, которые они могли бы отдать, пойдут в карман конкурентов!

Количество выпитого и съеденного в трактирах, харчевнях и кабаках превысило все мыслимые пределы, а выручка превзошла самые смелые ожидания. Везде звучали здравицы новорожденной и веселый смех — обитатели Айко уже дошли, в большинстве своем, до той кондиции, когда легко завязывается дружба, но пока не достигли (опять же, в большинстве своем) того состояния, когда легко разбиваются чужие головы. Трезвые, и, как следствие, злые стражники с тоской наблюдали за горожанами, ожидая, когда, наконец, всплывут старые обиды и начнутся массовые драки. Но еще больше они ждали того момента, когда будут утихомирены даже самые буйные гуляки, и можно будет отдохнуть, расслабится и выпить немного вина самим.

А пока веселье шло своим чередом. Все ждали апофеоза сегодняшнего праздника — большого фейерверка над дворцом. Близилась полночь.

На одной из самых удаленных и редко посещаемых аллей — аллее голубых роз, одиноко зацокали каблучки женских туфель. Судя по звуку шагов, девушка, в одиночестве двигавшаяся между розовых кустов, твердо знала куда идет. Ни малейшей неуверенности не наблюдалось ни в походке, ни в движениях той, чье лицо было скрыто под маской Златоглазки. Леди шла достаточно быстро, но не бежала, и не торопилось, из чего сторонний наблюдатель, будь он тут, легко сделал бы вывод, что дама ни от кого не бежит, и никуда не опаздывает, а если и запаздывает, то уверенна, что ее дождутся.

Не было в ее поведении никакой тревожности. Она не вздрагивала, когда слышала возню ночных птах в кустах, не оглядывалась, а твердо шла по известному только ей одной пути. Каблучки цокали по брусчатке ровно и размеренно — цок-цок, цок-цок.

В конце аллеи показалась беседка, окруженная со всех сторон кустами роз — дальше пути не было, однако девушка не спешила разворачиваться назад, завидев тупик, а шла вперед столь же уверенно, как и до этого. Беседка, видимо, и была целью ее ночного вояжа.

Подойдя поближе к ней, леди, на губах которой до этого играла легкая полуулыбка, несколько недоуменно нахмурилась и пошла медленнее, и чем ближе она подходила, тем больше недоумения проступало на ее лице, которое почти не скрывала изящная полумаска. Войдя в беседку она огляделась в полном недоумении, постояла несколько мгновений, сняла полумаску, и небрежным движением, в котором скользнуло раздражение, бросила ее на широкие перила.

— Вот свинья, — негромко, но отчетливо произнесла она, — Не пришел.