Хитрости эльфийской политологии - [45]

— А зачем их пять? Одной недостаточно?

— Если не может зарядить Елесионис, заряжают его друзья.

— Они все зеленого цвета, — сказал, имея в виду чешуйки на стене.

— Его друзья — его семья.

— Понятно. И они все в курсе, чем занимается наш дракон?

— Он еще не наш. То есть наш, но не…

Я вскинул руку, прерывая его речь, а то мальчишка рисковал окончательно запутаться.

— Теперь, я думаю, будет, — сказал, сам не испытывая той уверенности, которую демонстрировал. И все же это было лучше, чем ничего. Ника не должна бояться, иначе я сам могу под её влиянием устрашиться и ничего путного не получиться. Лучше пусть думает о том, как будет примирять колокольчиков со своими закадычными друзьями, если вспомнить, что это именно они напали тогда на университет во главе отрядом големов, плюс к этому, один из них рискнул заявиться к нам в виде аудитора. Кстати, а вот этот вопрос не мешало бы прояснить.

— Павлик на самом деле помощник князя, или это для понта? Просто очередное мерцание.

— Правда. Он как сбе… выпустился из академии, поступил к нему на службу.

— Никит, мне что, опять тебя шантажировать прикажешь? Если уж я берусь им обоим помочь, то, извини, должен знать хотя бы примерно, с чем рискую столкнуться.

— Ника с Павелицерусом не закончили обучение, — робко ответил мне парень.

— То есть по меркам мерцающих вы оба те еще малолетки.

— Не малолетки, но и… — Никита снова замялся.

— Но и не взрослые, — закончил я за него. Парень кивнул. — Хорошо, тогда следующий вопрос. Как Ёлка так быстро сориентировался где меня искать и что за технология по объединению моей квартиры с Халярой была применена?

— У него дядя в университете работает. Здесь, — он указал на стену с чешуйками, — есть и его тоже.

— И кем?

— Не скажу, — отрезал парень и резко отвернулся. Я смерил его долгим взглядом. На что он поежился и выдал: — Чем дольше мы тут трепимся, тем больше вероятность, что не успеем, и к ним попробуют применить силовое воздействие. Елесионис терпеть не станет.

— А Павлик, значит, потерпит?

— Мы… мерцающему проще частично изменить себя, например, повысив болевой порог и ускорив регенерацию.

— Понятно. Тогда давай поспешим.

Но парень не сделал ни единой попытке пошевелиться и куда-то пойти. Поэтому я схватил его за руку и слегка тряхнул.

— Ник?

— Я просто амулет готовлюсь заряжать, — тихо ответил он и, высвободившись, подошел к драконьим чешуйкам.

Процесс был прост, но выглядело это красиво. У подъезда и потом в той маленькой квартирке я плохо успел рассмотреть металлическую фигурку, в форме которой был выполнен артефакт, с помощью которого Никитка нас переместил. Теперь я увидел, что больше всего этот зверь напоминал оленя, только не с двумя, а четырьмя ветвистыми рогами и тремя изящными ногами — одна спереди, две сзади. Именно на задние он и взвился, мотнул рогатой головой и снова затих, опустившись на все три копыта на ладони Никиты. Что греха таить, засмотрелся, и даже рот приоткрыл. Таких явных чудес мне еще видеть не приходилось. Хотя нет, вру. Приходилось и еще как, но тут, видимо, недосып сказался. Очнулся только тогда, когда Никита, обернувшись на меня, сдавленно хрюкнул. Вот, гадство, попался как мальчишка!

— Так мы идем? — спросил подчеркнуто нетерпеливо.

Никитка кивнул, спрятал драконью чешую за гобеленом, отошел от стены и попросил себя обнять. Мне не жалко. Обнял. И тут же снова провалился куда-то, но на этот раз все же исхитрился устоять на ногах. И почти сразу, как только удалось сфокусировать взгляд на окружающем пейзаже, принялся озираться. Это было странное место. Отвесный склон нырял в темно-зеленое море древесных крон. Мы с Никиткой стояли на небольшой прямоугольной площадке, над которой нависал точно такой же утес, и так, как мне потом пояснили, восемь ступеней, считая с самого низа. Место это называлось просто — Ступенчатый холм, хотя, как по мне, так он вполне тянул на полноценную гору — настолько был высок и каменист. Мы оказались на шестой ступени. На противоположной от обрыва стороне площадки обнаружился черный провал пещеры. В него и повел меня Никитка, схватив за руку в поисках поддержки и защиты. Очередное проявление чисто девчоночьих повадок меня не смутило. То, что с Никой от волнения и переживаний происходило что-то неладное, было понятно еще на Земле. Поэтому было трудно определить, в переходном она состоянии или нет. Внешне она как была, так и оставалась Никитой, но что творилось у неё внутри было неясно.

Мы долго шли по тёмным коридорам. Теперь уже не я, а меня вели за ручку, как слепого. Я, действительно, был слеп. В отличие от Никитки, который пусть и был мерцанием нашей Ники, прекрасно видел и ориентировался в темноте, как она. Меня спасало только то, что земляной пол был достаточно ровным и утоптанным. Поэтому я не спотыкался и не падал. Хотя, возможно, и за это следует сказать спасибо Никитке, который мог специально выбирать только торную дорогу. Мы вынырнули в рассветные сумерки совершенно неожиданно. Не было ни намека на быстро растущее пятно света в конце туннеля. В очередной раз свернули и неожиданно оказались на открытой местности. Сверху куполом нависало темно-синее небо с быстро тускнеющими звездами. Вокруг легкой дымкой к ногам льнул туман. И дальше, после полоски ровной каменистой почвы, до самой кромки леса, виднеющегося в дали, простиралось лишенное травы поле, рассеченное на квадраты, как шахматная доска. Каждая её секция была обложена черными камнями, которые, судя по всему, были каким-то особым минералом. Внутри каждой из таких секций прямо из воздуха бил небольшой источник кристально чистой воды, ниспадающей вниз и исчезающей в никуда за несколько сантиметров от земли. С одной стороны завораживающее зрелище, с другой, даже мне стало не по себе, хотя самим мерцающим в этом месте, наверное, вообще было хреново. Ведь каждый из таких водопадов был ни чем иным, как маленьким мерцающим. Когда-то был. Они мерцнули не так, как надо. И превратились в это. Ир говорил, что за все время никому так и не удалось найти способ возвращать им нормальный вид. Вот так они тут и обитали в этих клетках-камерах веками, а, может, и тысячелетиями.