Хитрая затея - [51]

— Варежка, — поначалу, было дело, любимая супруга пыталась возражать против такого к себе обращения, но когда я предложил ей вспомнить, сколько добра, тепла и уюта связано с этим словом, мнение своё поменяла. Единственное, она попросила называть её так только наедине, что я с радостью и обещал — слово-то и правда настолько тёплое и милое, что лучше так звать жену не при других. — Варежка, а ты часом не знаешь ли чего о баронессе фон Альштетт?

— Маргарита фон Альштетт? — переспросила Варя. — Нас взаимно представляли. Но я не скажу, что близко с ней знакома.

— Что так? — кажется, Варенька что-то не договаривала.

— Среди моих подруг приятельствовать с этою особою не принято, — улыбка у Варварушки получилась какая-то двусмысленная.

— Почему? — я имел твёрдое намерение преодолеть воздвигаемую Варей стену недоговорённости.

— Она такая… — Варя смешно наморщила личико, подбирая нужное слово, — такая… странная, — более подходящее слово на ум моей супруге так и не пришло.

— И в чём же странность баронессы? — заинтересовался я.

— Сегодня она вежливо беседует, а завтра запросто может сделать вид, что со мной не знакома, — растолковала Варя. — Ведёт себя так, будто ей всё равно, что о ней подумают и скажут.

Да уж, в глазах света такое недопустимо. Понятно, почему Варины подруги стараются не общаться с баронессой и Варю побуждают к тому же. Зато непонятно, как с таким характером баронесса вообще выбиралась в свет. И как ей удавалось приятельствовать с Ташлиной, тоже непонятно.

— Знаешь, Алёша, — Варенька поморщилась, — пока подруги не выказали мне неудовольствие, я успела несколько раз побеседовать с Маргаритой. И, честно говоря, мне жаль, что приходится теперь её избегать.

Я промолчал. Нет, очень хотелось спросить, почему, но промолчал. Вот прямо чуял, что сама сейчас скажет. И не ошибся.

— Она много где была, многое видела, — пустилась Варварушка в объяснения. — И рассказывает так интересно… Если бы только не эта её странность!

Действительно, странность. Крамницу надо будет сказать, его такое точно заинтересует…

[1] Последняя модификация русской винтовки — карабин обр. 1944 года

[2] От немецкого названия Балтийского моря — «Остзее».

Глава 18. Нагромождение лжи

Хорошие новости при розыске злоумышленников, если подумать, далеко не всегда действительно хороши. Скажем, удаётся как-то прознать, что именно вот этот человек совершил гнусное злодейство. Вроде и хорошо, потому как больше уже не совершит, да и накажут его, как оно положено, а всё равно на душе неприятный осадок остаётся — кого-то же этот негодяй успел убить или ограбить. Да и наоборот тоже бывает — узнаешь, что некто, кого в каком-либо злодействе подозревали, на самом деле его не совершал, так и порадуешься, что невиновный не пострадает, а где теперь, скажите, и как виновного-то искать? Вот примерно так я и оценивал услышанные от Крамница новости о баронессе фон Альштетт — саму баронессу они из-под подозрений вроде бы и выводили, но как и где искать убийц Ташлиной и Данилевича, мы с Иваном Адамовичем теперь просто терялись в догадках.

Во-первых, в тот день, когда Ташлина села в неизвестную карету на постоялом дворе в Беляеве, несколько заслуживающих полного доверия свидетелей видели баронессу в Москве, причём в такое время, что ни успеть отъехать в Беляево, ни тем более успеть оттуда вернуться она бы никак не смогла.

Во-вторых, неожиданно чистым оказалось дело с наследством барона фон Альштетта. Да, деньгами, что он завещал сыну, Маргарита Фёдоровна управляла, но и самой ей барон назначил неплохое содержание за счёт доходов с имения и процентов с положенного в банк капитала, и по оценкам Крамница оно в общем и целом вполне соответствовало нынешним расходам баронессы.

По счастью, именно в тот момент, когда мы с Иваном Адамовичем обсуждали, какой выбрать способ борьбы с овладевшей нами меланхолией — сварить ли кофею покрепче или сходить хлебнуть горячих щей в близлежащем вполне приличном трактире, Крамницу принесли в кабинет срочную депешу из Ярославля. Расписавшись в получении и отпустив посыльного, пристав сломал печати, вскрыл пакет, извлёк оттуда несколько листов бумаги, бегло их просмотрел, встал и истово перекрестился.

— Что такое, Иван Адамович? — заинтересовался я.

— Вор отыскался, которого господин Данилевич застрелил! — радостно ответил Крамниц, вернувшись за стол. — Да вы, Алексей Филиппович, сами и почитайте!

Да уж, отыскался… Ярославская городская губная управа уведомляла, что по присланному рисунку и описанию одежды, обуви, нательного креста и содержимого карманов в человеке, застреленном в доме Ташлиных, опознан Чернов Феофан Данилович, сорока восьми лет от роду, православного вероисповедания, купец третьей тысячи, проживающий в собственном доме нумер тринадцатый по Любимской улице, там же держащий и антикварную лавку. Отдельно было указано, что оный Чернов является действительным членом Ярославского общества любителей русских древностей.

Из приложенных допросных листов следовало, что двадцать пятого сентября прошлого уже одна тысяча восемьсот двадцать пятого года Чернов оставил лавку на сына Матвея, сказав, что ему надо отъехать по делам. Отъезжал он так часто, обыкновенно на седмицу-другую, куда именно, никогда и никому не говорил, поэтому поначалу семья не тревожилась, однако, когда Чернов не вернулся через три седмицы, сын подал на розыск.