Хищники - [28]

Маттерса стошнило.

В металл ударили две пули, образовав мириады дымящихся искр. Маттерс вскочил и, не раздумывая, бросился к борту. Он должен сейчас же выбраться отсюда.

Он с разбегу подпрыгнул, но ему не удалось ухватиться за верхнюю часть железной стены. Он повторил попытку так же безуспешно, задохнувшись от страха. Он безумно испугался, не сумев сделать все, как хотел. Его экипировка оказалась слишком тяжелой.

Внезапно он увидел над собой грубые черты лица Трентона, который закусил нижнюю губу, обнажив ряд желтых зубов.

— Давай твою пятерню! — крикнул он, протягивая Маттерсу руку.

Сержант подпрыгнул и схватился за это воплощение спасительной силы, которая помогла ему настолько, что они с Трентоном наконец упали на песок. Они выбрались.

Весь корпус баржи начал вибрировать, так как снаряд разорвал противоположный борт.

У Маттерса была только одна мысль: как можно дальше убежать от этой проклятой посудины. Пот застилал ему глаза, он бежал к пляжу, преследуемый криками ужаса и страдания его товарищей, узников баржи. Через несколько секунд он столкнулся с Трентоном, и они упали.

— Спасибо, — выдохнул он. — Спасибо.

Трентон быстро взглянул на Маттерса, и на его лице отразилась глубокая брезгливость к этому пугливому ребенку. Он тотчас же встал и побежал к воронке от взорвавшегося снаряда, в которую бросился, чтобы укрыться от пуль вражеских пулеметов, поднимавших множество песчаных брызг. Сотни людей заняли временные позиции вдоль береговой линии. Множество трупов лежало в нелепых позах.

Вдалеке транспортные катера выстроились друг за другом, оставив позади три разбитых и дымящихся обломка.

Воздух был тяжелым, наполненным пороховыми газами, дышать было трудно.

Маттерс подумал, что они находятся не там, где планировалось, а может быть, они переоценили свою оборону. И он не должен быть здесь. Ему нечего делать тут, посреди этого смертоубийства. Его не для этого учили…

Сквозь оглушительную пальбу Маттерс расслышал свое имя. Отдаленный голос. Он провел рукой по лицу, стирая пот. Голос звучал у него в ушах, он не мог ошибиться. И он делался громче.

Голос… лейтенанта Фревена!

Маттерс огляделся вокруг и наконец увидел своего командира на высоте, на кормовой надстройке баржи. Он еще не спустился.

Фревен указал на Трентона, находившегося в укрытии, и жестом дал понять, что его надо схватить.

Маттерс перевел дыхание и качнул головой.

Затем он заглянул в узкую воронку, чтобы убедиться, что Трентон их увидел. Он следил за всем происходящим. Одним движением он выпрямился, огляделся вокруг, а потом стал наблюдать за Маттерсом и Фревеном, не скрывая своего неистового гнева. Он выскочил из своего укрытия и помчался по пляжу, изрешеченному пулями.

Фревен прыгнул на землю, перекатился несколько раз и укрылся за грудой металлических обломков, прислонившись спиной к куску обшивки баржи, вырванному из корпуса разорвавшейся миной. Он был всего в десяти метрах от своего сержанта.

Взрыв поднял столб воды, который обрушился на людей в виде дождя.

— Живым! — орал лейтенант.

— Что? — кричал Маттерс сорванным от волнения голосом.

— Взять его живым! — повторил Фревен.

— Но почему?

Фревен сморщился, раздосадованный тем, что никак не может объяснить свой приказ подчиненному.

Он повторил последний раз, и Маттерс четко услышал: «…схватить Трентона живым!» Лейтенант поменял свой план. Он что-то знал, о чем Маттерс не подозревал. Значит, на барже что-то произошло до того, как он бежал.

Маттерс прогнал эту мысль и сосредоточился на том, что надо делать. Он сам попал в ловушку.

И он должен схватить Квентина Трентона. Живым.

13

Залпы пушек «Чайки» ощущались как электрический ток, передающийся от стены к стене корпуса судна, прежде чем опуститься в глубины трюмов. Энн Доусон чувствовала вибрацию в каблуках, которая затем устремлялась по ногам вверх, заставляя топорщиться светлый пушок на ее руках. Они обстреливали берег уже несколько часов.

Помещение медсанчасти, где она пережидала обстрел вместе с несколькими медсестрами и тремя врачами, служило складом для перевязочного материала, медикаментов и хирургических инструментов, которые вскоре предстоит доставить на берег. Четверо солдат, лежащих в кроватях, смотрели в потолок. Двое из них ночью покалечились собственными штыками. У третьего началось кататоническое расстройство. Последний нализался так, что сделался тяжелобольным. Все четверо должны будут предстать перед военно-полевым судом. Все боялись смертного приговора. Однако по их глазам Энн догадывалась, что в этот момент они думают не о себе, а о своих товарищах. О тех, кто отважно, с бараньей покорностью, безумно и беззаботно оказались на этих пляжах, раскрытых, как книга Судьбы, где пули, выданные парками, должны были перебить нити их жизни.

Она разжала зубы, перестав стискивать челюсти, что помогало ей бороться с тревогой. Передал ли сержант ее сообщение лейтенанту? Удалось ли тому благополучно высадиться? Или его достала вражеская пуля? До нее не доходила никакая информация, медицинское подразделение получило приказ ждать, пока роты не окажутся на месте и не займут приготовленные для них базы. Это могло занять несколько часов, или, что гораздо хуже, их высадка могла быть отменена, если штурм не удастся. Тогда тысячи людей останутся в агонии на песке вместе с горсткой выживших медиков.