Хищники - [8]

— Чижик? — переспросила следователь.

— Так ее с детства все зовут… А почему так прозвали Марину, не знаю. — Капитан помолчал и продолжил — Вот и жили они — Гай в Турунгайше, а Чижик в школе-интернате, в Шамаюне, у нас в райцентре… Жена Федора Лукича, говорят, умерла, когда девочке и годика не было… Не любит об этом директор распространяться.

— Значит, Гай не женат?

— Не нашел, видать, подходящей. Или первую забыть не может. И такое бывает…

Дагурова пожалела, что понятым пригласила Гая. Но она ведь даже не предполагала, что его дочь причастна к происшествию…

Как-то сразу вдруг показались дома. Крепкие, рубленные из толстых бревен.

— Пришли, — сказал Резвых. — Турунгайш.

— Как? — удивилась Ольга Арчиловна.

— А вы думали — универмаги, театры, — усмехнулся участковый инспектор.

Турунгайш расположился на сухом, проветриваемом месте. Сырость осталась в тайге, которая тут расступилась, давая место свету и воздуху. Возле изб садики и огороды. А возле одной торчал шест металлической антенны с тросами распорок, будочка на столбе с приставленной лесенкой да еще какое-то сооружение, явно имеющее отношение к метеорологии.

— А что за человек этот Осетров? — поинтересовалась Дагурова.

— Да как вам сказать? Малый с характером. Из армии пришел два года назад. Учится заочно в институте… Браконьеру лучше ему не попадаться — никаких поблажек. Очень суров… На кордоне живет. — Резвых подумал, что еще добавить к такой краткой характеристике. И очень веско произнес: — Непьющий

— А как насчет судимости?

— Имел… Мотоцикл прежнего участкового разбил. А что и как — увы. Я ведь тут без году неделя…

— Мне бы хотелось подробнее об этом.

— Это нетрудно, товарищ следователь. Узнаю…

Поселок еще спал. Высоко в небе чуть зарозовели облака. На горизонте серебрилась вершина сопки, чем-то напоминающая изображение знаменитой Фудзиямы со старинного рисунка Хокусаи. И, словно довершая общий вид, на ее фоне раскорячились изогнутыми ветвями несколько причудливых крон сосен…

Резвых показал свой дом — длинный сруб, словно составленный из двух. Одна половина была оштукатурена, другая — просто покрашенные бревна.

— Арсений Николаевич, — спросила следователь, когда капитан подвел ее к зданию дирекции заповедника, — а вы сами-то выстрелы слышали? Сколько их было, не помните?

Капитан задумался.

— Уж два — это точно… А может быть, три… Честно говоря, не обратил внимания.

Возле служебного домика, где располагалась дирекция заповедника, стоял щит. На нем плакат с нарисованным костром, перечеркнутым крест-накрест, и надписью: «Помни, из одного дерева можно сделать миллион спичек, а одной спичкой сжечь миллион деревьев».

Ольга Арчиловна поднялась по скрипучему крыльцу, вошла в сени, из которых вели две двери. Она наобум толкнула левую. За столом, в утреннем полумраке, сидел Гай.

— Можно? — спросила следователь.

— Заходите, конечно. — Федор Лукич щелкнул выключателем, и над столом вспыхнул желтый конус-света.

Директор сцепил руки, опустил на них подбородок.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — сказал он, и Дагурова поняла, как устал и измучен директор событиями этой ночи. — Вот сижу, думаю и до сих пор не могу прийти в себя, — продолжал Гай. — Как в кошмаре…

— Понимаю… — неопределенно ответила следователь.

— Вам, конечно, привычно…

— Мне кажется, к убийствам привыкнуть нельзя…

Директор вскинул на нее утомленные и недоверчивые глаза. А Ольга Арчиловна подумала: если бы он знал, что она впервые по-настоящему столкнулась с гибелью человека, вот так, лицом к лицу, и сколько сама пережила в том распадке под причитание реки.

Сейчас наконец она разглядела Гая как следует. Удлиненное лицо с волевым подбородком и глубокой ямочкой посередине. Волосы густые, прямые, подстрижены коротко, как у подростка, и это молодило Гая. А вот глаза выдавали возраст: сеточка морщин разбегалась к ушам и скулам. Впрочем, волнение, бессонная ночь. Это состарит любого…

— Просто не укладывается в голове, — вздохнул директор. — Какая нелепость, чушь!.. А главное — нет человека… Такого человека!..

— Давно знаете Авдонина? — спросила Дагурова. Честно говоря, она все еще раздумывала, как приступить к разговору: ей казалось не совсем уместным начать с формальностей, предупреждения об ответственности за дачу ложных показаний и прочего. А записывать разговор на магнитофон, пожалуй, и вовсе было бы некстати…

— Эдгара Евгеньевича? Несколько лет. — Федор Лукич задумался. — А точнее — три года. Он вел научную работу, связанную с нашим соболем…

Гай встал, достал из застекленного шкафа книжечку в мягкой обложке и протянул следователю.

«Э. Е. Авдонин. Влияние циклических климатических колебаний на ценность меха промысловых пушных зверей Дальнего Востока». Брошюра небольшая, страниц пятьдесят. Вышла в Москве, в издательстве «Колос». На титульном листе поперек названия размашистая дарственная надпись: «Дорогому Федору Лукичу — одному из тех, кто искренне и плодотворно содействовал появлению этого скромного труда. С глубокой благодарностью автор». И подпись.

— Собирался защищать докторскую, — резюмировал Гай. — И защитил бы, я уверен. Идеи у него интересные… — Директор положил книгу на место. — Были, — добавил он со вздохом.