Хищники Аляски - [23]

Очнувшись от своих мыслей, она увидала бесцельно бродившую по берегу знакомую фигуру Дэкстри. Вид у него был довольно унылый. Он подошел к ней, сел на песок и немедленно стал рассказывать ей о своем несчастье:

— Меня не было, и мальчик провалил все дело. Я все эти дни пьянствую; потому-то я и выгляжу так скверно.

Сказал он это отнюдь не для того, чтобы оправдать себя — на Севере это считается излишним, — а просто повествуя о мелком, обыденном происшествии.

— А почему они захватили вашу заявку?

— Не знаю, я ни черта не понимаю в крючкотворстве. Я решил временно ни во что не вмешиваться, а если мальчик не сумеет выпутаться, тогда я уж сам примусь за дело. Это напоминает мне те времена, когда я работал на ранчо с одним молодым англичанином из штата Монтана, имевшим несчастье быть «младшим сынком»; его семья отправила его на ранчо с представлениями о жизни на Западе, почерпнутыми из рассказов Брет-Гарта, и знанием скотоводства, приобретенным в школе. Он считал, что знает все лучше нас, туземцев. Я был у него старостой и быстро понял, что он славный парень, несмотря на его бриджи и монокль. Он понятия не имел о том, что такое жизнь, и повсюду таскал с собою книжку Генри Сетон-Томпсона, из которой черпал все сведения о животных, начиная с полевых мышей и кончая гориллами. В те дни нас очень беспокоили койоты, и в конце концов этот молодец послал в Монтану за парой русских волкодавов. Я советовал отравить овечий труп, но он заявил: «Нет, нет, дорогой мой. Это недостойно истинного спортсмена. Мы будем охотиться на них. Подумайте, как хороша будет охота с собаками». — «К чертям, — говорю я. — Не желаю я заниматься детской игрой. Вы англичанин, и потому в счет не идете. А я человек взрослый». Он все-таки настоял на этих собаках и выписал их не то из Беркшайра, не то из Сибири; было их четыре штуки — огромные, сизые зверюги. Они были внушительны и красивы, как золотая вставная челюсть, но почему-то не могли ужиться у нас. Однажды повар выкатил бочку для дождевой воды из кухни, и когда псы увидели ее, они поджали хвосты и бросились бежать как зайцы. С тех пор я окончательно разочаровался в них. «Они трусы, — говорю я ему как-то. — Откуда вы взяли, что они умеют драться?» — «Драться, — отвечает англичанин. — Дорогой мой, да ведь это кровные животные. Они стоят по семидесяти фунтов каждый. Если разозлить их, то они становятся сущими дьяволами. Они способны растерзать волка или медведя». Короче говоря, через неделю мы с ним пошли на западную границу ранчо чинить проволочное заграждение. Со мною были клещи, топор и скобы. Пройдя около мили, мы наскочили на небольшого, коричневого медведя. При виде нас он бросился бежать, но скала преградила ему путь, и он забрался на хлопковое дерево. Англичанин был вне себя от возбуждения. «Какое несчастье! Ни собак, ни ружья!» — «Я поглажу его по спинке и поболтаю с ним, пока вы сбегаете за винчестером и вашими свирепыми бульдогами». — «Волкодавами, — поправляет он меня с важным видом. — Кровными и стоящими по семидесяти фунтов каждый. Они разорвут бедное животное на части. Мне жаль его, но для них это будет полезным упражнением». — «Может, они и чудные псы, — говорю я, — но вы на всякий случай захватите ружье». — «Ладно». Стою я и кидаю палки в медведя, когда он делает попытку слезть с дерева. Наконец, является хозяин с собаками. Собаки поднимают жуткий вой, завидев медведя, — по-видимому, они видят его впервые, — мишка лезет на самый верх дерева и испуганно наблюдает за ними, а они прыгают кругом и лают самым кровожадным образом. «Как вы заставите его слезть?» — говорю я. «Я подстрелю его в нижнюю челюсть, — говорит англичанин, — чтобы он не мог кусать собак. Это прибавит им храбрости». Он целится и стреляет три раза подряд и все мимо, до того он возбужден.

«Будет, — говорю я. — У него ведь не двойной подбородок. Сколько у вас осталось патронов?»

Оказывается, остался всего один.

«Вы целитесь слишком низко, — говорю я ему. — Поднимите ружье выше».

Он поднимает ружье и попадает мишке в морду. Тут начинается такой кавардак, что и не описать.

Несчастный медведь издает дикий рев, срывается с ветки прямо на страшных, беснующихся, семидесятифунтовых волкодавов и душит их одного за другим, словно проделывая гимнастические упражнения. Он прижимает их к своей груди, точно он только что встретился с ними после долгой разлуки, потом, расправившись с последним псом, набрасывается на «младшего сынка» и принимается за его ногу.

Что вам сказать? Он почти отгрыз ее. Англичанин испускает вой на манер чистокровного сибирского волкодава, я вступаюсь за него и убиваю медведя топором, хотя еле держусь на ногах от смеха. Та же самая история происходит теперь со мной и Гленистэром. Когда ему наскучит эта новая игра в законность, я вмешаюсь и ликвидирую это дело на благоразумных началах.

— Вы говорите так, как будто бы с вами обошлись несправедливо, — сказала Элен.

— Вот именно, — ответил он убежденно. — Я отношусь ко всем законникам весьма недоверчиво, не исключая и этого бритого старикашки, вашего дяди. Извините, пожалуйста. Да что тут извиняться. Ведь я вам друг, а он вам седьмая вода на киселе. Нет, милая моя. Все они никуда не годятся.