Хирургическое вмешательство - [22]

— Меня зовут Ксе…

Впрочем, с шаманами та же история.

…Кажется, будто в груди у тебя спит птица. Крылья полурасправлены позади твоих рёбер, голова находится над желудком; птица спит очень крепко, зарывшись клювом в пух на груди, и даже лапы её расслаблены.

Но она просыпается.

Когти раздирают твои кишки, распрямляются крылья, проламывая рёбра мощным ударом, клюв беспощадно бьёт по центру груди, и голова птицы оказывается на воле. Это хищная птица. Её зовут «готовность убить».

— …я шаман.

Ксе только что воспринимал эхо чувств Арьи, но самостоятельное переживание всё же показалось слишком острым. Он стоял в наклоне, пронзённый ужасной птицей; голова закружилась, шаман пошатнулся, и жрец перехватил его крепче. Он не чувствовал опасности — Ксе был как тряпка.

«Мати, — подумал он, в мысли своей подражая царственному тону Деда Арьи. — Возьми».

Ей это было легко. Она всегда наслаждалась, делая это, наслаждалась не меньше, чем даруя новую мимолётную жизнь. Ей всё равно предстояло взять эту плоть, пусть чуть позже, но так ничтожна была отсрочка пред миллионами её веков…

За спиной Ксе забулькали и захрипели.

Бывший солдат продержался долго — дольше собственной жизни; Ксе пришлось разжимать его пальцы. Прикасаться к мертвецу было тошно. Когда второй, страховавший напарника выше по лестнице, покатился вниз, шаман чуть не заорал от страха. Только очередной нырок в стихию привёл его в чувство: мёртвые люди для Матьземли были лишь крохотной частью её гигантского вечноживого тела.

Шаман вспомнил о Жене и прихватил с собой пистолет жреца.

Лья держал руль. Он просил богиню, и та расчищала путь; быстро всё равно не получалось, но шаманская машина хотя бы ехала, а не стояла. Вокруг яснел бледный рассвет. Погода в ближайшие часы не обещала дождя, и уже оттого могла считаться хорошей. Сероватая облачная поволока кое-где расступалась, но небо в прорехах было таким же бледным и сероватым.

— Ничего хорошего, — едва слышно говорил Арья, вытирая лицо платком. — К-ксе правильно сказал: с полным адептом не справилась бы даже богиня. На то он и адепт. На одного Женьку этих бы хватило, а за нас п-примутся всерьёз.

— Дед, — не отрывая глаз от дороги, скептически сказал Лья. — Я тебя очень уважаю. Я даже, наверное, ввяжусь в эту историю исключительно из чувства долга, как ученик. Но объясни мне, ради Матери, зачем нам всё это?!

— Ради Матери, — лаконично объяснил Арья.

— А договориться нельзя было? Бла-бла-бла и всё такое, но пятерых человек…

— Двух богов, Лья.

— Ч-чего?

Ксе немного позлорадствовал: самый компетентный шаман на свете выглядел выбитым из колеи.

— В конфликте две стороны, — сказал Дед. — Боги войны русского пантеона и их жрецы. И они никогда не находились в полюбовном согласии. В сорок пятом ещё не было никакого жречества, а Афган… в общем, чего тут рассказывать.

— Всё рассказывать, — хладнокровно потребовал Лья. — Я втёмную играть не стану.

«Вот поэтому он и компетентный», — подумал Ксе и позавидовал.

Дед Арья возвёл очи горе.

— Не играй, — предложил он. — Целей будешь. Довези нас только, как я и просил, а потом — свободен.

Ксе позлорадствовал вторично: Лья поперхнулся.

— Э, Дед…

— История эта нехорошая, — рассудительно проговорил Арья. — А упомянутый бог, между прочим, сидит у тебя за спиной.

Лья обернулся и пристально посмотрел на Женя. Жень вперился в него с видом снайпера, пристреливающегося по месту. Лья поёжился.

— Смотри на дорогу, — велел Арья.

«Нехорошая», — повторил про себя Ксе и с трудом удержался от косой ухмылки: попахивало чёрным юмором. Когда нынешней ночью он, наконец, набрался смелости и стал выяснять, что именно сказал Деду Жень, то долго не мог осознать услышанное. Не укладывалось в голове. Ксе, мужчина, контактёр и просто взрослый человек, отнюдь не был идеалистом, его мало что могло шокировать, а теперь и руки у него были в крови, пусть он всего лишь попросил об убийстве богиню… но до такого додуматься мог только сумасшедший.

Маньяк.

И идиот. Потому что пользы чудовищное преступление не приносило никакой.

Женю, пятнадцатилетнюю Мать Отваги, не просто убили.

Её принесли в жертву её отцу.

Он услышал это — тогда, на кухне — и подавился. Дед сосредоточенно пил чай, шевеля бровями в такт каким-то своим мыслям. В заоконной тьме, отгороженной стеклопакетом, завыла автосигнализация; звук был почти неуловим, но резанул Ксе по ушам.

«То есть как? — прокашлявшись, ошалело спросил он и невольно понизил голос. — Как? Зачем?! Дед…»

Старик пригладил седой пух, дыбом вставший вокруг лысины надо лбом. Потёр пальцами веки, болезненно наморщившись.

«Дед, я не знаю, как конкретно жрецы работают, — торопливо говорил ученик. — Но это же шут знает что. Так не может быть. Это же абсурд полный!»

«Не части, — хмуро оборвал Дед; Ксе немедля заткнулся. — Я объясню».

И объяснил.

«Бывает просто еда, — сказал Арья. — Вкусная и не очень, сытная и не особенно. Бывает кофе и прочие энергетики. А б-бывает героин. Всё это люди запихивают в себя, часто зря. Молитва и ритуал, п-просто мысль о божестве — это еда. Жертва любым п-предметом или растением — энергетик. Кровавая жертва — наркотик. Наркотики тоже бывают разной силы. Человеческие жертвы…»