Хирургическое вмешательство - [15]

Даниль практически кожей чувствовал, как упала в помещении температура, и млел от восторга. Мрачная Девочка не допускала ни единой ноты агрессии, говорила без нажима и возмущения, но пузатый чей-то-начальник перед ней сначала напрочь утратил спесь, а теперь вовсе опадал, как сугроб по весне. Светило отечественной медицины, развернувшись, неторопливо направилось к входной двери, и клиент на автомате, как привязанный, потопал следом.

— Сделайте все анализы и приходите, — хмуро говорила Аннаэр присмиревшему клиенту, — тогда мы с вами и будем думать, что можно сделать…

— Конечно, Анна Вячеславовна, — тот кивал и скашивал губы в деловитой гримасе.

— И решите заранее, — строго сказала она, доведя его до двери, — будете ли вы заказывать эвтаназию!

Это было немного слишком; Даниль даже голову втянул в плечи. Но клиент уже совершенно оробел, как случается с больными перед врачом, и только испуганно выдавил:

— Д-да…

— Будете? — невозмутимо заломила бровь Аня. — Эта услуга у нас бесплатна.

Маша заливисто хохотала, стукая кулаком по рассыпанным на столе бумагам. Незнакомая новенькая секретарша сидела с видом рыбки-телескопа, выпучив глаза и хватая ртом воздух. Высунулся Егор и восхищённо помотал головой — он тоже всё слышал.

— Анют, — растроганно объявил Даниль, — ты жжёшь. Жжёшь глаголом. Йокарный бабай!..

— Некоторые люди способны нормально разговаривать только с теми, кого боятся, — по-прежнему хмуро ответила та и направилась к своей золотой табличке. — Пусть и правда все анализы соберёт.

— А ты?.. — полувопросительно глянул Сергиевский.

— Я как-то без них обхожусь обычно, — вопреки всему, Аннаэр не улыбалась. — У меня глаза на месте, я и так вижу. А вот ему полезно будет. Карму слегка почистит…

Она утомлённо вздохнула и сделалась печальной и хрупкой. Плечи её опустились, Аннаэр вяло толкнула тяжёлую дверь своего кабинета; Даниль невольно сунулся туда за нею. Обычно Мрачная Девочка шипела на него и ускользала за золотую табличку бажовской змейкой, но сейчас не успела — и из кабинета светила аспирант спасся сам, как клоп от дуста. Такого количества японской анимации, какое в виде постеров украшало стены логова А. В. Эрдманн, он вынести не мог физически.

Пока Даниль пытался вспомнить, имелись ли рисованные рожи ещё и на потолке, Аннаэр вышла. Заперла дверь, защёлкнула сумку и спросила:

— Как ты думаешь, Эрик Юрьевич уже прилетел?

Сергиевский озадаченно моргнул. В шесть вечера Лаунхоффер намеревался быть в институте, но успел ли сесть его самолёт, Даниль не знал.

— Позвони ему, — без всякой задней мысли предложил он.

И внутренне застонал, потому что Мрачная Девочка вспыхнула и опустила глаза.

Они шли по тротуару, рядом, и Даниль смотрел на носки туфелек Аннаэр: они то зарывались в жёлтые листья, то ступали поверх. Девушка по обыкновению молчала, уставившись оцепенелым взглядом в пространство, и думала о своём. Дул ветер; облака из серых становились белыми, и в разрывах проглядывала голубизна. Кажется, скоро должно было стать теплее.

Даниля грызла тоска. С каждой минутой делалось всё тошней, и он уже ловил себя на том, что хочет что-нибудь разнести. Начистить чью-то морду или разбить машину. Шла рядом Мрачная Девочка, мягко переставляя по листьям серые туфли; у неё был нежный точёный профиль, и по щекам спускались прядки, которые она не смогла зачесать в узел. «Но я же не люблю её!» — повторял про себя Даниль, злея от изумления: Аннаэр его раздражала, она была не в его вкусе, его бы только порадовала перспектива никогда её больше не видеть — и всё равно, раз за разом, он заходил за ней на работу, провожал до дома, представлял тёмные волосы распущенными, тонкие губы — улыбающимися… Как-то он ради эксперимента представил её голой и ждущей. Не заинтересовало.

И всё равно — шёл. Смотрел.

Шизофреническая Аннаэр со склонностью впадать в прострацию, любовью к японским мультикам и способностью сутками сидеть в интернете.

Мрачная Девочка.

— Ань, а почему ты боишься Ящеру звонить? — не вынеся молчания, ляпнул, наконец, он. Углубившаяся в размышления Аннаэр не услышала, и вопрос пришлось повторить.

Тогда она подняла голову и смерила его мрачным взором.

— Не называй Эрика Юрьевича Ящером, — сказала холодно. — Хотя бы при мне. Я много раз просила.

— Ладно, ладно… почему ты Лаунхофферу не звонишь?

— Я звоню.

— А сейчас?

— Я не хотела помешать.

Даниль помялся. Он, конечно, сам себе устроил инквизиторские пытки, уйдя с работы слишком рано и слишком рано выманив с неё Аннаэр. Каждый раз некстати воскресала надежда, что вот сегодня-то он сумеет нормально с ней поговорить, а то и пригласить куда-нибудь. Сергиевский лелеял коварный замысел: в этом «куда-нибудь», куда нормальные парни водят нормальных девушек, Аня перестанет быть вещью в себе и сделается обычной заученной дурой. Излучение её внутреннего мира, слишком живого и могучего, рассеется, а тогда, быть может, исчезнет и наваждение.

— А… как у тебя с диссером?

Говорить с Аннаэр можно было на три темы: о науке, о Лаунхоффере лично и о японских мультфильмах. С последней темой Даниль был в пролёте, так что оставались первые две.