Хинельские походы - [61]

— К атаке! — перекатывается по цепям.

Огонь орудий бушует, озаряя уже бегущие вперед фигуры партизан. Окраина села горит, над полем зарево.

— Удирают фрицы! Мечутся! — восклицает Пузанов и, размахнувшись, кидает гранату.

С рассветом мы были на окраине. Из-за горящего сарая выскочил на бешеном коне всадник. Он кричал и размахивал плетью. Матюкаясь, набросился на меня и на Буянова. Я всматриваюсь, — не могу узнать всадника.

— Какого дьявола тут торчите! Немцы сбежали! Нами прикрылись, сволочи! Снимайтесь живо! — яростно кричит он на партизан.

— Начальник севской полиции, — успел шепнуть мне Анащенков. — Его нам и надо!

Буянов — помощник командира третьего взвода — ловко сдирает полицая с коня и по-кошачьи прыгает в седло. Разгоряченный конь дыбится.

Я бью прикладом полицая, известного карателя во всем Севском округе, в горячке боя принявшего нас за своих.

Буянов умчался в село. Вслед за ним остальные.

Инчин пляшет возле переломанной ветлы и машет нам руками. Мы идем к нему.

— Смотрите! Вот работа артиллеристов! — Он показывает нам свежий излом дерева. Пробитое нашим снарядом, оно упало на немецкую пушку. Трое немцев уткнулись в лафет; каски пробиты осколками, орудие цело; из казенной части торчит наполовину вставленный снаряд. Рядом две арбы со снарядами.

— Метко! — отвечает Фомич.

— Это мой, мой выстрел, — торжествует Коршок, помогая Инчину развернуть орудие в обратную сторону.

Тут же, неподалеку от пушки, находим два батальонных и один ротный миномет, несколько возов мин. Гусаков уже подпрягает к ним коней.

— Победа! — говорит Фомич, а я выпускаю серию зеленых ракет. Это сигнал: «Все ко мне!»

Немецкий отряд успел уйти от разгрома. Тхориков завел вторую группу не по назначению. Проплутав где-то в поле, группа не вышла к сроку на Севский шлях. И это спасло отряд немцев. Но зато их боеприпасы и тяжелое вооружение стали нашими.

Через несколько дней мы повторили операцию в селе Фотевиж: зажав в огненное кольцо прибывший из Глухова немецкий отряд, загнали его в каменную церковь и в течение полутора суток стреляли прямой наводкой бронебойными снарядами из трех пушек…

С разгромом двух этих гарнизонов открылся путь на Эсмань и к Глухову. Эсманская комендатура и все ставленники гитлеровцев опять бежали из Червонного района в Глухов.

Очистив Червонный район от гитлеровцев, мы снова расквартировались в лесокомбинате.

На зеленой лужайке разместился артиллерийский парк первой группы. Пушки, минометы, станковые пулеметы выстроены стволами на луг, в сторону винокуренного завода. Позади них, между толстыми соснами, артиллерийские повозки, тачанки, зарядные ящики. Артиллеристы заняты проверкой и переборкой снарядов, а Гусаков, собрав пехоту, первого и второго взводов, чистит и сортирует патроны, набивает пулеметные ленты, диски, патронташи. Каких тут только нет патронов: и русские, и немецкие, и венгерские; обычные, бронебойные, сигнальные, трассирующие, осветительные, зажигательные. Партизаны, вооружившись ветошью, приводят в порядок, раскладывают по видам, распознают по цвету, по форме пули, по внешнему виду гильзы.

Мы богаты патронами. Их привезли крестьяне из курских сел: Калиновки и Поздняшовки. По приказу комендантов крестьяне собирали патроны, когда начал сходить снег. Старосты свезли собранные со всех окрестных сел боеприпасы в Поздняшовку, заполнили ими колхозные амбары, выставили охрану. Все эти боеприпасы подлежали перевозке в Севск или Глухов, как только высохнет на шляху грязь.

Теперь, с разгромом лемешовского гарнизона, дорога в Хинель оказалась свободной, и приехавшие к нам куряне говорили:

— Амбары ломятся от патронов, заберите их, пригодятся!

Чтобы ускорить транспортировку боеприпасов, туда был выслан взвод Митрофанова, и теперь подводы, мобилизованные из Хвощевки, Воскресеновки и Поздняшовки, идут одна за другой, нагруженные патронами россыпью, пачками, в цинковых и в деревянных ящиках.

Близится вечер, на дворе ясно, тепло.

Я и Дегтярев заняты делом: распределяем партизан по подразделениям.

В группе двести человек. Хочется оставить в каждом взводе по сорок три человека, укомплектовать пять новых минометных расчетов, один орудийный, выделить хозяйственную и санитарную часть, но сколько мы ни мудрим, а людей недостает.

— Минимум десяток, — говорю я Дегтяреву, — при условии, что у нас девять человек на каждый ствол.

— А мы поставим по восемь, — говорит Терентий.

— По восемь ненадежно. Считай сам: ездовых миномета, скажем, один; командир, наводчик, помощник наводчика — это уже четыре. Ну а подносчики, ездовые с боеприпасами?

— Да, действительно, скупо, — но где же взять людей?

Дегтярев крепко задумался, я снова занялся списками. С порога кто-то произнес знакомым голосом:

— Товарищ капитан, можно?

Я увидел Нину и Аню, на них серые жакеты, белые косынки. Что-то родное и милое вошло с ними в комнату. Я обрадовался гостям.

— Входите, входите! Здравствуйте, девчата! Что это вы как именинницы?

Девушки улыбнулись:

— Я маму нашла, а она меня; пока мы в Брянском лесу были, она, бедненькая, по селам скиталась, как бездомная, — взволнованно произнесла Нина. — А эти вещички из ямки выкопали. Мама и меня, и Аню нарядила, — смотрите, как легко и удобно!