Хинельские походы - [106]

Гром аплодисментов прервал оратора.

— Товарищ Хрущев выразил уверенность, — продолжал Бойко, — что сила ваших ударов по врагу будет все более возрастать и что под знамена народной войны встанут все люди временно оккупированных районов Украины. Близится час победы! Враг будет разбит! Смерть немецким захватчикам!

Партизаны поднялись и бурной овацией ответили на заключительные слова московского гостя.

После официальной беседы партизаны приступили к расспросам. Они интересовались буквально всем: и положением на фронтах, и работой заводов, и жизнью в глубоком тылу, и новинками в театрах и кино. Вопросам, казалось, не будет конца. Почти все партизаны пожелали послать на Большую землю весточку о себе.

— Пишите, товарищи, — сказал наш гость, — письма ваши будут доставлены по адресам. А в скором времени будут у вас и радио, и самолеты, и новое вооружение. Уже создан Украинский штаб партизанского движения. О жизни вашей, о вас всех не забывает ни на минуту партия.

Вести, принесенные товарищем Бойко из Москвы, несказанно ободрили партизан. Разбившись на группы, мы горячо обсуждали до рассвета положение в стране, рисовали ход дальнейшей борьбы нашей армии и партизан. Связь с Большой землей, помощь со стороны Центрального штаба партизанского движения выдвигали перед нами новые формы и методы борьбы с захватчиками.

— Слыхали, ребята? — говорили партизаны. — Товарищ Бойко рассказывает, что винтовку изобрели для нас, партизан, специальную: можешь стрелять — и ни звука, ни огня!.. Вот это — да! Вот чем часовых снимать станем!

— А я еще когда в армии был, слыхал, что танки такие наши конструктора придумали: целая крепость! Сам прорывается через фронт, сам себя окапывает… Наделает дебошу — и пошел к своим!

— Брось арапа заправлять, про танки такие ничего товарищ Бойко не рассказывал! — возражают увлекшемуся.

— Сам брось! Разве обо всем расскажешь? Году мало! Там, брат, на фронте теперь дают фашистам прикурить…

Днем из шалаша вышел лейтенант Инчин. Он легко вскочил на широкий пень, поднял руку.

— На операцию идем! — по-своему разгадали партизаны жест лейтенанта и вслух спросили об этом.

— Нет, — весело ответил Инчин.

— В разведку! — крикнул Гусаков.

— Нет, — ответил Инчин. — Не говоря «куда», кто со мною? Есть охотники? — спрашивает он.

— Я!

— Скажи куда?

— Я! Я! Я!

— Покажи рукой направление! Я!

Инчин вызывает по фамилиям:

— Из артиллеристов — Родионов, из группы диверсантов — Панченко и Хохлов, ко мне!

В шалаше Инчин посмотрел на карту и негромко сказал:

— Товарищи, нам поручили любой ценой провести в Брянские леса к Фомичу товарища Бойко, представителя ЦК партии. Понятно? Так вот, мы головой отвечаем за порученное дело. До Барановки поедем верхом, там бросим коней и двинемся пешком мимо Свесы на Неплюево, обойдем Михайловский Хутор. Пойдем, как видите, дальним маршрутом.

Родионов и Панченко кивнули головами.

— Не впервой!

— Дойдем! Я знаю эти дорожки, — уверенно сказал Хохлов.

Группа выехала после обеда.

Скрипели седла под всадниками, мягко шли кони по песчаной дороге.

— Эх, Хинельский лес, долго тебя помнить буду! — вздыхая, говорит Родионов. — Красота какая, да черт ей рад!

— Брось философствовать, давай лучше песню сыграем! — предлагает Инчин.

— Какую? Давай ту, что ты придумал! Помнишь, вечером пели?

Партизаны запевают. Московский гость внимательно слушает.

На опу-у-шке ле-еса бра-а-тская мо-ги-ла,

А на ней бере-зонька одна-а…

Брянская березонька славу со-охрани-ила,

Партизан-героев име-ена!..

Грустный напев партизанской «Березоньки», сложенной Инчиным, ранит сердца и певцов и гостя. Тихо позвякивая уздечками, идут кони. Ладно поется песня. Потом Инчин начинает другую. Ему стройно подпевают товарищи, и новая песня стелется над полем, которое видело не один бой и многих схоронило в себе…

Всадники подъехали к сожженному лесокомбинату. Сняв шапки, они остановились у старой березы, подле могилы Дегтярева.

— Эх, товарищ лейтенант, правильную ты песню сложил, — вздохнул Панченко и тихо, взволнованно прочел:

И в бою жестоком ты погиб за Родину,

За ее свободу жизнь свою отдал…

Кровью обагрил ты брянскую березоньку,

Нам дорогу к славе указал…

— Она, брат, сама сложилась, — задумчиво ответил Инчин. — Я только записал… — И, помолчав, добавил: — Всему отряду она стала родной как память о нашем боевом комиссаре Терентии Павловиче.

Показался и винокуренный завод; от пруда повеяло прохладой. Легкий ветерок принес медовый запах зреющей ржи. С запада наползала темная дождевая туча. Инчин придержал коня. Звякнув стременем, лейтенант поехал рядом с гостем.

— Хинель, а дальше, — Инчин ткнул плеткой в сторону, — километрах в семи будет Барановка, наши разведчики там. Крайняя наша застава…

Проехав молча сотню шагов, спросил, нагнувшись:

— Может, поскачем малость? Как себя в седле чувствуете?

— Не як запорожский козак, но падать не намерен! — улыбнувшись, ответил Бойко.

— А ну, хлопцы, разомнемся! — Инчин свистнул и слегка ударил каблуками коня. Отбрасывая комья земли, кони пошли рысью. Маленькая лошадка Панченко, не выдержав размашистой рыси рослых коней, перешла в галоп и вскоре вырвалась вперед на целый корпус.