Химия - [18]

* * *

В баню мы ходим раз в неделю. При определенной сноровке можно присоединяться к другим отрядам и дополнительно мыться вне очереди, в общей сложности до трех раз. Растапливается котел дровами, если дров нет — используем поломанную мебель и паркет.

Носить топливо — почетная обязанность вновь прибывших, которые свои первые 14 дней проводят в «карантине». Самим процессом разогревания воды заведует банщик, человек неопределенного возраста, перешедший в исправительный центр со строгого режима. Мой банный день — воскресенье. Для того, чтобы не стоять в очереди, иду в душевую сразу после дневной проверки, в 12.00. Приходится задержаться, нас зазывают в столовую для информационной пятиминутки; невнятно зачитываются правила проведения краткосрочных свиданий. Это регулярный ритуал, раз в несколько дней нас знакомят со случайно выбранными параграфами из случайно выбранных законов. Осужденные встречают окончание речи аплодисментами, всем хочется разойтись по своим комнатам (как здесь называют, «секциям»). Я сворачиваю в другую сторону, вода в котле как раз должна нагреться. Банщик приветствует меня пионерским салютом и радостным криком: «Хай живе вільна Україна и Надежда Крупская!», у него сегодня хорошее настроение, поэтому он изъясняется исключительно постмодернистскими лозунгами. «Мыться, мыться и еще раз мыться!». С удовольствием следую этому завету, горячая вода здесь, особенно в холодное время года — роскошь. Летом будет полегче, солнце нагревает воду лучше, чем паркет. Да здравствует зеленая энергетика.

По дороге из бани я прохожу мимо водонапорной башни средневекового вида. Первое время я принимал ее за вышку, сохранившуюся со старых времен. Уточняю у соседей по комнате.

— Ты что, вышек не видел?

— Да откуда их ему видеть.

— Ну не знаю, в играх там компьютерных. Нет, вышки, они на водонапорную башню не похожи. Они на пиздец похожи. И собаки вокруг бегают. А каждую ночь «ку-ку, ку-ку».

— Что это значит?

— А это попка, он на вышке от холода с ума сошел и кукует теперь.

Кукундей его погоняло. Нет, тут еще не зона, так, мужское общежитие.

* * *

Исправительный центр — это учреждение, которое находится где-то между тюрьмой и казармой. Внешне комнаты очень напоминают палаты какой-нибудь провинциальной больницы, вместо нар — кровати с пружинами разной степени изношенности. Моя первая койка в карантине напоминала гамак и провисала почти до пола.

Многие кладут на кровать лист фанеры, в противном случае очень легко получить серьезные проблемы со спиной. Большое количество целых и поломанных кроватей, тумбочек и другой мебели можно найти в заброшенных зданиях. Когда-то все они были населенными, еще несколько лет назад исправительный центр был обыкновенной колонией. Потом количество осужденных резко снизилось: ограничение свободы — сравнительно редко выбираемая форма наказания, одинаково плохо понятная и прокурорам, и судьям, и самим подсудимым. В последнее время она начала использоваться чаще, новые люди поступают сюда быстрее, чем освобождаются. Большинство осужденных, как и я, получают совсем не то, на что рассчитывали: закрытое общежитие гораздо больше напоминает тюрьму, чем «поселение». Тюрьмой его называет даже местное начальство, особенно когда речь заходит о соблюдении режима. Грань между ограничением и лишением свободы не могут определить даже философы, было бы опрометчиво ожидать этого от юристов и законодателей. Пока идут реформы, Ирпенский исправительный центр № 132, как и десятки аналогичных заведений по всей стране, находится в подвешенном состоянии.

Вызывают на свидание. Конец связи.

23.03.2011

Мыши

Яша протягивает сложенную лодочкой ладонь, улыбается: «Не боишься?». Заглядываю внутрь. В руке сидит мышонок. «Не боюсь». Глажу мышонка по спине, он немного прядет носом, но не пытается вырваться или убежать. «Что это с ним?». «Ручной». Яша показывает пластиковое ведро, там питомцу оборудовали гнездо из салфеток. «На Березани у меня совсем дрессированные мыши были, я их в карманах носил. Посажу утром в карман, крошек им насыплю и хожу так целый день. Сидят, копошатся, не убегают. Менты на шмоне нащупают, что в кармане что-то есть, вытащат, потом матерятся.

За пару дней мышь приручить можно. Тем более, если ты ее в руках подержал, она уже к своим не вернется, не пустят из-за запаха. Садишь ее на тумбочку — не убегает, куда ей бежать? Я их в ведро ловил. Под кроватью ведро стояло, туда за ночь штук пять нападало. Взрослых кошке отдал, а маленького себе оставил. Главное — не выпускать их раньше времени, а как приживутся, можно будет даже на улицу выносить, за тобой будут бегать, как собаки».

У Якова закрытая форма туберкулеза. В исправительный центр он перевелся из колонии строгого режима. Больные туберкулезом живут отдельно от всех, если у кого-то начинается заразная, открытая форма — его отправляют в больницу. Впрочем, пропустить момент трансформации болезни нетрудно, местная районная больница очень неохотно принимает, а администрация выпускает «зеков». Не так давно Саша, сосед Якова по туберкулезному корпусу, слег с температурой под 40 градусов. Госпитализировали его только лишь через три дня. До конца Сашиного срока осталось меньше двух недель. Почти двадцать лет своей жизни он провел в тюрьмах, с кратковременными перерывами.