Химеры Хемингуэя - [50]

Но это не значит, что они будут мирными все остальное время. Вокруг под проливным дождем люди толкали такси Фредди, будто хотели перевернуть.

— Твою мать анестезия хлором как спятили синие, — сплюнул водитель. — Видали?

Фредди не ответил.

— Анестезия хлором! Как спятили синие! Видали!

— Боюсь, я вас не понимаю.

Таксист включил радио. «…Продолжающиеся волнения в центральной части Манхэттена. Ответственность на себя взяли двадцать шесть различных организаций, включая „Общество гегемонии“, „Первыми — леди“, „Унибомбардиров“ и „Бильярдный зал на Третьей авеню“, все они упоминают Анастасию Лоуренс как свою…» Он вырубил радио.

— Пожалуйста, давайте дослушаем. Анастасия мой автор. Это я опубликовал «Как пали сильные».

— Ты? — Водитель обернулся к нему. — Анестезия хлором? Видали! Брысь!

— Но там безобразия…

— Сам ты безобразие! Проваливай! Видали! Видали! Такси свободно! — Таксист включил огонек «Свободно» и отпер заднюю дверь. Фредди оказался на улице, даже не успев поинтересоваться, сколько с него причитается.

Сказать по правде, в этих беспорядках особо ничего не впечатляло. Пока на людей не направляли камеру, они по большей части где-нибудь околачивались, будто революция — автобус на окраине: проще дождаться, если стоишь на месте. У некоторых были плакаты с символами веры, которые им, видимо, сложно было просто выговорить, не то что отчетливо произнести в эфире, но плакаты говорили сами за себя, а в перерывах между трансляциями неплохо защищали от дождя.

Не являясь сторонником ни одного из политических движений, Фредди не был готов к сырости. Его прическа растрепалась. Черные слезы туши текли по щекам, сливаясь в однотонную серость у воротничка. Крахмал рубашки, освободившись от хватки льна, приклеил к Фредди костюм, заставляя тело извиваться, приспосабливаясь к мокрым складкам. А то, что не впитал костюм, стекало в тонкие кожаные туфли, тяжелые, будто бассейны, вспучивая шерстяные носки вокруг сморщенных ног — словно две утонувшие матроны в слитных купальниках всплыли, вдохнув смерти. Дождь усилился, и рукопись в руках у Фредди набухла и размокла, будто предвосхищая принятие без читки, на которое была обречена. Он выбросил ее в водосток.

Дождь утих. Как грибы вылезли продавцы под зонтиками. Без телевидения не скажешь, продолжалась ли акция протеста, хотя стоило упомянуть, что многие, до ливня таскавшие свирепые плакаты, в какой-то момент сменили их на удивительные товары — включая телевизионщиков, которые все равно ничего не сообщали о беспорядках, вынужденно прервав выпуски в прямом эфире. Никто никуда особо не спешил. Показывали обычные обмены любезностями. Затем передвижная телестанция затормозила, и под опытным руководством исполнительного продюсера все завертелось.

На месте присутствовали съемочные группы телестанций всех диапазонов вещания, а также представители кабельных сетей, и понадобилась масса эфирного времени, чтобы показать все двадцать шесть групп, взявших на себя ответственность, а заодно найти — или вдохновить на создание — еще несколько. Именно так «По утрам в десять» и наткнулись на Фредди. Издалека он, видимо, представлял собой ужасное зрелище — живое воплощение жертвы катастрофы. Но когда продюсер приблизился к своей добыче, дело приняло другой оборот. Рубец обернулся пятном румян, опухоли — мокрыми складками дешевого готового костюма. Костюма Фредди. Фредди Вонга.

— Я знаю, я опоздал, — сказал он режиссеру, за последний час утратив даже тень удивления любому повороту событий. — Я… застрял в пробке.

— Рад, что вы живы, — ответил продюсер, не пытаясь скрыть, что был бы не меньше рад — пускай лишь с позиции хорошего телевизионщика — обнаружить Фредди затоптанным насмерть.

— Уже почти одиннадцать, — сказал Фредди.

— Ерунда. Снимем интервью здесь. — Он огляделся в поисках подходящих руин. Попросил водителя поднять спутниковую антенну — стандартный сигнал для активистов, террористов и подстрекателей всех мастей бросить свою добычу и перенести все действо порой аж на другой конец города, — чтобы наладить перед камерой импровизированный павильон. Потом вызвал из гримерки корреспондента.

— Сэм, — сказал мужчина, пожимая руку Фредди.

— Фредди.

— Фред?

— Фредди.

— Готово, — сказал продюсер, когда из-за угла показалась горстка оставшихся демонстрантов с плакатами, необязательно их собственными — как узнаешь, когда слова размыты? Транспаранты были идеально пусты: средство стало посланием.

— Подождите, — сказал Фредди. — А мне не нужно… — Он смотрел на корреспондента, весь в черных разводах, как плакаты демонстрантов. — А мне не нужно… припудриться?

— Не здесь, — ответил продюсер, загибавший пальцы, отсчитывая секунды до эфира. — Это настоящее.

— Репортаж в прямом эфире ведет Сэм Смолл. Третий час здесь, в центре Нью-Йорка, продолжаются беспорядки, нарушая деловую жизнь и срывая утренний график движения транспорта. Хаос не щадит никого, даже человека, открывшего Анастасию Лоуренс и напечатавшего «Как пали сильные». «По утрам в десять» обнаружило Фредди Вонга буквально под перекрестным огнем. Фредди согласился дать съемочной группе новостей «Даблью-НЕТ»