Химеры. Часть 1. Голубка на щите - [50]

Во рту было мерзко, башка трещала. Некоторые лекарства дают похмелье хуже иной арварановки.

Горячие солнечные квадраты лежали на полу мастерской среди рассыпанных набросков и бумажного крошева. Небо за пыльным стеклом гремело и слепило глаза.

Вышел на террасу, босиком, в трусах и майке, не заботясь напугать престарелую соседку, впрочем, она на своем веку и не то видала.

Облокотился на широченные перила с балясинами, уже разогретые солнцем. На каменных тумбах, в гипсовых вазонах пламенели герани. Кружили голуби в проеме двора.

С рамирова восьмого этажа открывался прекрасный вид на канал и университетский парк, за крышами домов вставали шпили высоток, в солнечном мареве терялась вершина Коронады, Королевского Холма.

Приложил ладонь к глазам — блистающие небеса ревели. Тупорылые, подкрашенные солнцем в цвет слоновой кости "мертвые головы", развернули над городом радужный дымный шлейф. Правее, над домами, которые прятали от Рамиро Проспект Победы, тяжелые военные вертолеты тащили знамена с гербами высоких лордов. С проспекта доносился лязг гусениц и взрывы ликующих воплей. Там, по Старостержскому шоссе, по Ястребской, по Победе, мимо Университетских садов, через Семилесную и Морскую шли танки.

Музыка и крики "Да здравствует!" вдруг рывком приблизились — соседка распахнула окно на кухне, где во всю мочь голосило радио. Шум с проспекта запаздывал, отзывался эхом.

— Парад техники открыли войска противовоздушной обороны сэна Агилара… На соборной площади парадные колонны слушателей военных академий, будущих командиров королевских частей и подразделений, добрых рыцарей и храбрых воинов…

Двадцать второго июня тридцать седьмого года приставленные к наградам бойцы диверсионно-разведывательной части сэна Бресса Маренга-Минора, в их числе капитан (а теперь майор и командир роты) Хасинто Кадена и его люди, приняли участие в параде, посвященном коронации и свадьбе Герейна Лавенга, верховного короля Дара.

Рано утром у Шумаши их встретил дождь, но потом развиднелось, поговаривали, что это Вран наколдовал и разогнал над столицей тучи. Грузовик катился как по маслу, от мокрого асфальта шел пар, вокруг пели, и сверкал умытый город, не тронутый войной. Колонны тех, кто отстоял его, кто остановил мятежников у стен Вышетравы — муниципальных войск, рыцарей лорда Маренга и артеллеристов лорда Агилара — давно прошли мимо Коронады к площади собора Святой Королевы Катандеранской, и увезли с собой Дня на броне маренжьего "урса". Горожане встречали дролери восторженными криками и осыпали цветами.

Грузовик не доехал до площади и остановился в переулках, как и всякий другой затрапезный транспорт, а Рамиро, Хасинто и еще трое их товарищей добрались к месту торжеств по крышам. И до вечера грели животы о прокаленное солнцем железо в компании мальчишек и подростков, передавая по кругу старый полевой бинокль.

Он тогда впервые въяве увидел Лавенгов, прекрасных, как дролери — истинную дареную кровь, не потерявшую своего блеска — Герейна и его брата-близнеца Алисана. И их тетку, в строгом сером платье и синем плаще ордена святой Невены. Русая девушка, одна из дочерей сэна Кадора Маренга, которую только что коронованный Герейн вывел под руку из церкви, честно говоря, смотрелась бледно на их фоне.

Потом была официальная церемония присяги, потом речи и нраграждения, потом на крышу к ним забрался встрепанный, вытаращивший глаза ординарец Кадены и закричал, что Рамиро будет награждать САМ, и чтобы он немедленно спускался.

За два уничтоженных макабринских аэродрома, за Макабру и Калаверу, Рамиро и Дня наградили "Серебряным сердцем" третьей степени, офицерским, рыцарским орденом. "Достойный сын своего отца", сказал его величество и пожал Рамиро руку. Рука у короля была узкая, крепкая и сухая как у дролери, и такая же сильная. У короля было юное лицо и кошачьи глаза, триста лет видевшие другое небо.

— В небе над городом, — восхищенно орало радио, — серебряные крылья эскадрильи тяжелых истребителей выполняют фигуры высшего пилотажа под командованием заместителя его королевского высочества Алисана Лавенга сэна Каселя Морана…

Рамиро поискал глазами — вон они, идут ромбом, десяток серебристых красавцев, одновременно заваливаются на правое крыло, дважды переворачиваются в воздухе и расходятся на две пятерки.

А где сам Сэнни? Рамиро потер лоб. Ах, да, Сэнни нынче на севере, где "Камана" открывает какую-то по счету газовую вышку, и на этом национальном празднике присутствует король Найфрагира и его орден Рыцарей Моря. Макушка лета, короткое время, когда шельфы освобождаются ото льда. Поэтому его величество отдувается тут один.

В комнате, яростно перекрикивая радио, затрезвонил будильник.

Рамиро потер лицо ладонью, пошевелил перебинтованными пальцами, поморщился и пошел умываться.

Живописно-декорационные мастерские Королевского театра занимали в высоту четыре этажа — пятнадцать ярдов не перекрытой ничем вертикали. Рамиро стоял на смотровой галерее и разглядывал сохнущий внизу задник-панораму, вернее, часть панорамы, уместившуюся на выстеленном рыхлой бумагой полу. Средневековый город с вывернутой перспективой, где дальнее изображается над ближним. Диагонали зубчатых стен, красные и золотые кровли, синяя полоса моря, усеянная кораблями, разноцветные паруса спорят с разноцветными вымпелами на шпилях. Стилизация под фресковые росписи храма святой Невены, Госпожи Дорог, и монастыря Асуль Селесте.