Химеры Апокалипсиса - [3]

Неохристианство как религия возникло и получило довольно широкое распространение в период после метеоритного дождя 59-го, когда была уничтожена большая часть лондонского Истсайда, а Ла-Манш значительно расширил берега. По счастью, основная масса метеоритных осколков упала в океан, иначе Британия как таковая стала бы частью мировой истории. Штаты и значительная часть территории Европы также серьезно пострадали. Год спустя на побережье Шри-Ланки обрушилось разрушительной силы цунами, унесшее не одну сотню тысяч человеческих жизней, а потом посыпалось: наводнения, пожары, торнадо, стихийные бедствия… Страшное землетрясение в Японии, с которым у меня были свои счеты… Политические конфликты, локальные войны, грозящие перерасти в глобальную… Неохристианская церковь, ссылаясь на все эти беды, якобы описанные в Библии 'знамения', провозгласила, что конец света, он же Апокалипсис, близок, и призывала верующих объединиться и должным образом подготовиться к битве за души человечества и Судному Дню.

И паства этой церкви, надо признать, была обширная. Многие всерьез верили в близкую кончину мира, хотя человечество на протяжении всего периода своего существования, кажется, ежегодно готовилось к Армагеддону. Такова уж человеческая природа — во всех мировых происшествиях искать божественную подоплеку. Однако до убийств на этой почве еще не доходило…

За месяц подобным странным образом погибло шесть человек — Патрик О'Донелл, молодой режиссер; Джеймс Коул, журналист; Саймон Томпсон, директор школы; Элизабет Лорвуд, главный редактор модного журнала; Джек Симпсон, полицейский, и Джордж Прайс, адвокат. Одних нашли мертвыми в собственных постелях, несчастную мисс Лорвуд — вот наглость! — обнаружили в кресле собственного офиса с выпученными от страха глазами, причем секретарша клялась, что в кабинет никто не входил. Вообще, газеты писали, что люди, обнаруживавшие тела, в первую очередь поражались выражению крайнего ужаса, застывших на лицах несчастных. Глаза у всех были вытаращены, рты раскрыты в последнем крике, а пальцы невозможно скрючены. Короче говоря, энигма, загадка. Интересно, за какие такие грехи так называемые 'ангелы Апокалипсиса' расправились с людьми, в основном занимавшими высокое общественное положение и на первый взгляд весьма достойными гражданами?

Мысли мои вернулись к Моргану Фэйру, частному детективу, с которым так странно столкнула меня судьба. И надо же было именно в тот момент убийце швырнуть жертву под поезд! Какое совпадение… Интересно, моему английскому знакомцу известны подробности происшествия? И почему смерть адвоката его так заинтересовала — ишь, как прытко кинулся к телу! Быть может, он расследует эти загадочные смерти? Но зачем? По собственной инициативе или по чьему-то заказу? Но кому это может быть нужно, ведь дело ведет полиция? В общем, вопросов было явно больше, чем ответов.

Надо будет расспросить Тихорецкого о деталях, он же делает фотографии для одной легкомысленной газетенки, гоняющейся за дешевыми сенсациями. Быть может, ему удалось заснять что-нибудь интересное относительно этого дела.

Пару минут я пребывала в колебаниях, но кошачье любопытство победило, и я, скрепя сердце, набрала на панели видеофона номер, указанный на визитке англичанина. Мне ответил автоответчик, а экран включил нейтральную картинку багряного осеннего леса. Разочарованная, я не последовала убедительной просьбе оставить для детектива сообщение и отключила связь. После великий детектив просмотрит запись и посмеется над глупым выражением моего лица, недовольно подумала я. Пожалуй, надо прогуляться. Обычно интуиция меня не подводила, а сейчас она говорила — нет, просто вопила! — что та наша встреча с загадочным мистером Фэйром была не последней. Что ж, проверим.

Я наскоро влезла в свой любимый растянутый свитер с широким воротом, зеленый, грубой вязки, джинсовое линялое мини и замшевые сапожки, небрежно взбила перед зеркалом короткие вихры. Сгребла в охапку рассыпанные по столу яркие браслеты, нацепила на запястья. В уши вдела пару расписных колец. То, что надо, чтобы разбавить унылый серый фон лондонских улиц.

Сбежав по узкой лестнице в кухню, я насыпала корма Клео (моей любимице, лысой кошке-сфинксу, которую Тихорецкий называл гремлином), накинула теплое пальто-френч, обвязалась шарфом, взяла сумку, зонт и вышла из дома. Дождик продолжал накрапывать, так что зонт оказался кстати.

Шуберри Стрит, улицу, на которой стоял наш домик, отстроили заново, хоть и не до конца — средств не хватило или руки не дошли. Но с транспортом повезло — метро, разрушенное метеоритом, провели заново как раз до станции Ист Хэм, ближайшей к нам. Дальше тянулись унылые пустоши да нагромождения обломков, мусорных свалок и трущоб, в которых ютились совершенные отбросы общества. Туда ходили только автобусы, да и то с промежутками в несколько часов.

До Бейкер Стрит (воистину, улица сыщиков!) я добралась без пересадок, лишь однажды сверившись с картой метро — бывала там и раньше. У выхода из здания метро замешкалась, засовывая зонт в сумку, и неожиданно столкнулась с торопящимся навстречу человеком. Я едва не упала, ушиблась плечом о стену и тихо выругалась по-русски.