Химера - [12]

– "И как все любовные отношения, – добавил он однажды, – это тоже потенциально плодотворно для обоих партнеров – ты скорее всего это подтвердишь, – ибо оно выходит за рамки мужского и женского. Читатель, даже если он и не читательница, скорее всего обнаружит, что понес новые образы – как, ты надеешься, произойдет и в области отношения Шахрияра к женщинам, но и рассказчик может обнаружить, что тяжел и он…"

– Многое из того, что они говорили, я пропускала мимо ушей, но, услышав последнюю тираду, крепко-накрепко обняла Шерри и взмолилась Аллаху, чтобы это не стало их очередным как бы. И действительно, на триста восьмую ночь рассказ ее прервала не я, а рождение Али Шара, которого, несмотря на все его сходство с Шахрияром, с этого часа я прижимала к своей груди так, словно сама родила, а не просто помогла его принять. Аналогично на шестьсот двадцать четвертую ночь, когда бодро явился на свет малыш Гариб, и на девятьсот пятьдесят девятую, день рождения красавицы Джамилы-Мелиссы. Ее второе имя, каковое на экзотических языках Джиннленда означает "медвяно-сладкая", мы выбрали в честь все еще обожаемой любовницы нашего друга, о своем намерении жениться на которой он как раз объявил, невзирая на мнение Шерри, что если женщины и мужчины порой еще способны сойтись по-человечески, то для жен и мужей это исключено. Джинн, со своей стороны, доказывал, что сколь бы полным, исключительным и нерушимым ни обернулось согласие между любовниками, ему недостает масштаба духовной серьезности и публичной ответственности, каковые обеспечиваются только супружеством с его древними обетами и символами, ритуалами и риском.

– "Долго это продлиться не может", – сварливо бросила Шерри. Джинн надел ей на палец ответный подарок, который его невеста сделала матери названной в честь нее девочки, – золотое кольцо, украшенное узором из бараньих рогов и раковин, такими же они с джинном собирались обменяться в день свадьбы – и откликнулся: "Как и Афины. Как и Рим. Как и весь блеск Джамшида. Но мы должны жить, делая вид, что как бы не только может, но и продлится".

– "Хм-м", – промолвила Шерри, которая за эти годы переняла многие привычки твоего брата, точно так же как и он – ее. Однако же она дала джинну свое благословение – к которому я прибавила и свое, безо всяких оговорок или как бы, – и, когда он исчез, долго крутила кольцо при свете лампы, пытаясь представить, как оно будет выглядеть на других руках и пальцах, и размышляя как бы о его узоре.

– Так мы и пришли к тысячной ночи, тысячному утру и дню, тысячному обмакиванию Шерриного пера и взыванию к магическому ключу. И в тысяча первый раз, по-прежнему улыбаясь, явился наш джинн со своим – так было уже вечеров сорок – собственным кольцом на пальце: в общем и целом, куда лучше смотрящийся дух, чем тот, что материализовался среди книжных полок в уже далеком прошлом. Мы все трое, как обычно, обнялись, он осведомился о здоровье детей и царя, а моя сестра, как обычно, о его успехах в продвижении к той сокровищнице, из которой, по его словам, были почерпнуты его истории. Менее скрытный на эту тему, чем ему было свойственно с самой первой нашей встречи, он с удовольствием объявил, что, благодаря вдохновляющему влиянию Шахразады и тысяче ободрений со стороны любящей жены, он, похоже, отыскал свой путь из трясины воображения, которая, как он чувствовал, начинала его засасывать: какими бы ни оказались достоинства его новой работы, как погонщик воловьей упряжки или капитан севшего на мель судна, он продвинулся вперед, отступив назад, к самым корням и истокам истории. Пользуясь, как и сама Шахразада, в самых что ни на есть сегодняшних целях материалами, извлеченными из седой повествовательной древности, и методами старше самого алфавита, он, с тех пор как Шерри потеряла свою девственность, на две трети написал задуманную серию из трех повестей – длинных рассказов, которые будут обретать свой смысл друг в друге, следуя определенным обсуждавшимся им с Шерри схемам, и, если повести удались (тут он улыбнулся мне), смогут к тому же вполне серьезно, даже страстно, поведать об определенных вещах.

– "Две, уже мною законченные, повествуют о легендарных, мифических героях – настоящем и фальшивом, – подытожил он, – Сейчас я как раз посреди третьей. Не могу еще сказать, хороши они или плохи, но уверен: они такие, как надо. Ты, Шахразада, знаешь, что я имею в виду".

– Она знала, я как бы тоже, и мы на радостях еще разок обнялись. Потом Шерри заметила – по поводу середины, – что завершает сегодня ночью рассказ о Маруфе-башмачнике и нуждается в начале следующего, все равно какого, рассказа.

– Джинн покачал головой: "Дорогая моя, больше ничего не осталось. Ты рассказала все". Его невозмутимость перед лицом нашего будущего показалась мне настолько жестокой, что гарем закружился у меня перед глазами и я едва не упала в обморок.

– "Ничего не осталось! – вскрикнула я. – Что же ей делать?"

– "Если она не хочет идти на риск, что Шахрияр убьет ее и переключится на тебя, – спокойно сказал он, – ей, как я понимаю, придется придумать что-то не из книги".