Хилтоны. Прошлое и настоящее знаменитой американской династии - [2]

Конрад всегда считал, что родственные связи еще не гарантируют его наследникам беззаботную и благополучную жизнь. Он создал свое состояние, как он выражался, старым добрым способом, то есть собственным трудом. Продукт Великой депрессии, он предпочитал, чтобы родственники унаследовали его отношение к труду, а не его деньги. Время от времени он мог одолжить денег одному из своих четверых детей, но если они не возвращали заем в срок, то утрачивали его доверие, которое нелегко было завоевать снова.

Теперь, когда Конрад умер, у некоторых членов семьи возникли серьезные сомнения относительно его завещания. Ставки были высоки – речь шла о сотнях миллионов долларов. Они чувствовали себя ущемленными, задавались вопросами. По требованию некоторых претендентов на наследство Жа-Жа и должна была поделиться с группой юристов своими личными воспоминаниями о Конраде.

– Скажите, Майрон, а вы сами будете на интервью? – спросила Жа-Жа.

– Посмотрим, – ответил Майрон. – И кстати, дорогая, это не интервью, а показания под присягой.

– Ну, когда люди задают мне вопросы, а я на них отвечаю, то я называю это интервью, – заявила Жа-Жа.

В самом деле, на протяжении последних трех десятков лет она была гвоздем телевизионных ток-шоу, оживленно обсуждая с Мэри Гриффин и Джеком Паром, Стивом Алленом и Джонни Карсоном свою жизнь и время, порой нарочито сгущая краски, чтобы рассмешить зрителей. Жа-Жа была дерзкой, своевольной и бесшабашной; неистребимый венгерский акцент и незаурядная красота привлекали слушателей не меньше, чем ее острый язычок.

– Но помните, что на этот раз вы будете говорить под присягой, – напомнил ей Майрон.

– Ради бога, Майрон! Вы же меня знаете: я всегда говорю правду.

Спустя три дня, в четверг 14 июня Жа-Жа в модном жакете свободного покроя в ярком восточном стиле, разрисованном золотыми и красными полосами, и в туфлях под стать ему, с гордо поднятой головой стремительно прошла мимо стойки регистрации отеля «Беверли-Хиллз», делая вид, что не замечает устремленных на нее взоров. Однако на деле она обожала привлекать к себе внимание, что удавалось ей без малейшего труда. В шестьдесят два года она была еще очень красива. Безупречная кожа сияла здоровым блеском, окрашенные в пепельно-светлый оттенок волосы были уложены в пышную прическу. Ее холодные решительные глаза скрывали огромные очки от солнца, какие носят знаменитости. Походка была решительной и целеустремленной, казалось, ничто не может ее остановить. Впрочем, это доказывала сама история ее жизни.

Почти сорок лет назад она прибыла в Америку на пароходе «Президент Грант», битком набитом такими же беженцами из Венгрии, как и она сама. И уже тогда она точно знала, чего хочет от жизни: успеха, счастья, богатства… так называемой американской мечты во всем ее красно-сине-белом сиянии. Она готова была пойти на многое, чтобы все это получить, даже выгодно выйти замуж – что она и делала несколько раз. Считая Конрада Хилтона, семь раз, чтобы быть точным. На данный момент.

Жа-Жа быстро шла по вестибюлю отеля «Беверли-Хиллз», и дробный перестук ее высоких каблуков разносился эхом. Она кивнула консьержу, который почтительно коснулся своей фуражки, затем по устланному красной ковровой дорожкой коридору быстро миновала знаменитый ресторан «Поло Лонж», вышла из высоких застекленных дверей в чудесный цветущий сад и направилась к ближайшему бунгало. Войдя в бунгало, где ей предстояло давать показания, она мгновенно перевоплотилась в актрису и принялась играть для присутствующей аудитории.

– Боже! Вы только взгляните на этих шикарных мужчин! – воскликнула она, величественно вплывая в комнату. Навстречу ей, широко улыбаясь, встали четверо юристов и судебный секретарь. – Обожаю общество шикарных мужчин! Впрочем, теперь это уже ни для кого не тайна.

– Жа-Жа, очень рад вас видеть, – сказал Майрон Харпол, выходя вперед.

Выпускник юридического факультета Гарвардского университета в безупречном темном костюме протянул ей руку, но она отвела ее в сторону и обняла его.

– Просто невероятно, Майрон, что мы с вами оказались именно здесь, не так ли? – сказала она, оглядывая помещение. – Ведь когда-то этот отель принадлежал моему Кони!

Золотые браслеты на ее запястьях позванивали при каждом взмахе ее выразительных рук.

– Но, дорогая моя, вы ошибаетесь, – поправил ее поверенный. – Он владел отелем «Беверли-Хилтон», а не «Беверли-Хиллз».

– А мне кажется, этот отель тоже принадлежал ему! – возразила она, насмешливо глядя на Майрона.

Тот терпеливо улыбнулся и отрицательно качнул головой.

– Впрочем, я не могу винить вас в том, что вы этого не знаете, – заметила она, небрежно взмахнув рукой. – Ему принадлежало столько отелей, что все их и не упомнишь!

Действительно, бывший муж Жа-Жа владел или управлял роскошными отелями по всему миру, большинство которых – например, его любимый знаменитый «Уолдорф-Астория» в Нью-Йорке – отличались не только великолепием убранства, но и исключительным обслуживанием гостей. Хилтон требовал, чтобы постояльцы его отелей обслуживались в высшей степени достойно. И как человек, и как профессионал своего дела он считал это вопросом чести. Поэтому любой отель Хилтона был выше всякой конкуренции, во всяком случае, когда это зависело от Конрада Хилтона.