Хич - [18]

– Миль пардон, – Боб опять давился от смеха. И от дыма. – Это шутка. А вообще-то тебе надо работать в какой-нибудь крутой-прекрутой фирме по починке иномарок… лопухами, – договорил после выразительной паузы Майк.

Неожиданно в дверь позвонили.

– Интересно, кто это ко мне?

Майк и Боб подошли к двери (вдвоем как-то вернее). На пороге стояло два человека. Окинув их невооруженным взглядом, сразу стало ясно – нарки. Один еще как-то держался на ногах, другому было откровенно плохо.

– Дядя Миша… помоги Сашке… помирает, наверное.

– Так. Сашка… Боб, помоги ему пройти и уложи в постель. А вообще на всякий случай своди в сортир – я не хочу, чтобы он заблевал мне тут все. Женька, ты шел бы куда-нибудь – без тебя справимся.

Сашка на вид был типичным наркоманом – небритый парень (какого возраста неизвестно, потому что у них не бывает возрастов) с темными кругами под глазами. Длинные, черные и немытые патлы жирными сосульками свисали на низенький лоб. Запах от него исходил – не дай бог кому почувствовать. Одежда, как обычный нарковский вариант – засаленные, нестиранные месяцами джинсы и что-то типа шерстяной водолазки (дабы не было видно следов от уколов).

– Ну ты, братец, совсем офигел. Разве ж можно так себя запускать? – удивленно спросил Боб.

Сашка пробормотал что-то неразборчивое.

Боб переключился на его разум. Ощущения были сравнимы с теми, когда Вова на даче с сельскими ребятами всю ночь глушил самогон, а потом весь день ходил зеленый, постоянно испытывая тошноту и невыносимую боль в животе. Только Сашке было похуже раз в десять, если не в сто – как понял Боб, это была ломка. Страшная ломка. Как ему тут же стало ясно, ни в какой сортир его тащить не надо, ибо желудок Сашки был пуст дня три. Только постель.

***

– Вот как некстати они зашли, – выразил свою мысль Михаил. – Никакого байка нам сегодня не видать – не оставлять же его здесь одного.

– Ты же знаешь его вроде бы? – удивился Боб.

– Он наркоман, my friend. Этим все сказано.

– Думаешь, чего-нибудь сопрет, когда очухается?

Они сидели рядом с постелью, где лежал Сашка. Они раздели его, одежда тут же отправилась в стирку.

– Обязательно сопрет. А на что ему ханку жрать?

Боб опять переключился на него. Его разум несильно отличался от разумов обычных людей, с одной лишь разницей. Среди неясных очертаний его мыслей вырисовывалось огромное черное пятно, которое, как он понял, разрасталось с каждой дозой. И сразу стало понятно – как только оно полностью затмит его мысли, он умрет. Обязательно умрет.

Тут Боб вспомнил, что однажды убил человека. Может быть, в этот раз ему посчастливится спасти.

– Вовка, чего с тобой? – спросил Майк.

Боб повернул к нему побледневшее лицо. С трудом верилось, что это он. Иди на кухню и покури, я сейчас вернусь. Все вопросы – после. Михаил так и сделал. Это походило на приказ, только гораздо сильнее. Если бы Боб сказал: "Иди и прыгай с пятого этажа", он бы сделал это не задумываясь.

Черное пятно. Как шар, но только не гладкий, а какой-то рваный – из-за умерших, оборванных нейронов по поверхности. Боб сейчас не Боб, а хирург. Очень профессиональный. Очень точный и бесстрастный. Он сейчас возьмет свой инструмент и вырежет эту тварь, которая забралась в Сашкин мозг. Сама по себе тварь была мертва, у нее было одно желание – пожирать нейроны, а затем отправиться в небытие вместе с жертвой.

Черта с два. Распылить на атомы. Вырезать и растоптать, стереть с лица Земли.

Сашка застонал, перевернувшись на другой бок.

Ее надо сначала запереть. Создать энергетическую сферу. Мамочки, как больно-то!

Оно визжало. Никто и никогда еще не пытался ограничить его свободу. Сашка открыл глаза.

Наркоман чуть слышно вскрикнул и повалился на подушку без сознания. Никакого темного пятна. Чистое, вполне здоровое пространство сферической формы.

***

Нетвердой походкой он прошел на кухню, где сидел обескураженный Майк. Еще никто и никогда в последнее время не пытался ему приказывать.

Боб выглядел ужасно. Это был какой-то живой покойник – другого слова здесь просто не подошло…

– Аспирин, – простонал Вова. – У меня, во внутреннем кармане, справа.

Через некоторое время Михаил вернулся, сжимая в кулаке упаковку аспирина. Боб взял ее, слегка надорвал и высыпал в рот сразу шесть таблеток. Даже не запил, просто разжевал, не чувствуя кисловато-горького вкуса (что поделаешь, привычка).

– Ты прям как алкаш какой-нибудь, – сказал Майк.

– Уж лучше быть алкашом, чем вот так…

– Что ты делал в комнате с Сашкой? Боб грустно улыбнулся и внимательно посмотрел на собеседника.

– Сашка больше не наркоман.

***

С ним что-то произошло. Он смотрел в потолок незнакомой квартиры, лежал в чужой постели, чистой. Но не это главное.

Черт возьми, он прекрасно помнил, что каждое его пробуждение сопровождается болью. Везде, где только можно и нельзя представить. Болью и желанием. Не женщины. Укольчик. Понюшка. Всего-то ничего, и ради этого он обычно готов был перегрызть глотку любому, даже если бы это была его мать (которой на самом деле не было).

Первое место, куда он обычно смотрел после – рука. Ожидая увидеть свою худую руку с синими прожилками вен (которые от частых уколов невозможно было достать иглой) и множеством следов от уколов, он не нашел ни одного следа.