Хэппи энд - [2]

Рабиновичу никак не удавалось попасть в Германию. Бывшие коллеги о нем позабыли, а сам он был слишком стеснительным и деликатным, чтобы своими просьбами отвлекать товарищей от важных общественных дел.

Так он и тянул жалкое существование. Жил на гроши всяческих пособий, иногда удавалось наниматься поденщиком на дровяные склады, на багажную станцию.

Но вот, наконец, и перед ним блеснул лучик надежды. Кто-то в Берлине чудом вспомнил о нем, звал приехать, прислал деньги на дорогу и пообещал устроить с жильем.

Это было в тридцать втором году.

Уже на следующий год в Германии пришел к власти Гитлер.

А еще год спустя Рабинович, предварительно круто обработанный, томился в фашистском концлагере, обвиненный сразу по трем статьям: коммунист, нелегальный иностранец и, конечно, «юде».

Дело быстро подвигалось к закономерному финалу.

Но тут опять свершилось чудо.

Германия и Советский Союз договорились обменяться арестованными. Шпионами или собратьями по идее. Сорок человек на сорок.

В эти сорок с германской стороны попал и Рабинович. За какие заслуги – непонятно. А, может, как раз потому, что заслуг у него никаких и не было. А, может, и были, как глянуть. Мал, хил, к тому же болен, – разве это не рассматривается как большое преимущество, когда речь идет о том, чтобы подсунуть Советскому Союзу жидовского недомерка вместо полноценного «коми».

А наши, видать, недосмотрели…

Что, впрочем, быстро исправили.

Около года Рабинович наслаждался свободой в стране, которая ему во время эмиграции снилась в блаженных снах. Потом за него опять сурово взялся закон. На этот раз советский…

Полной мерой воздали заклятому врагу карающие советские органы. За шпионаж в пользу «одной иностранной державы» Рабинович получил на всю катушку. Правда, бить особенно его не били. Не было в этом нужды. Во-первых, по причине хилого телосложения. Во-вторых, Рабинович настолько плохо разбирался в русском языке, что подписывал под окрик все, что угодно.

Зато в последующие годы, запрятанный черт его знает в какую северную дыру, Рабинович стал неплохо разбираться и в тонкостях русского языка, и в странностях жизни в стране своей мечты.

Но самое удивительное, что этот хилый человечек все-таки уцелел! Когда Сталин умер и стали больше выпускать, чем сажать, кому-то из начальства попала на глаза ахинея, которую по неведению своему возвел на себя Рабинович. И дали команду его немедленно выпустить. Но северная дыра, куда он завалился, оказалась так далеко от Москвы, что отыскали его только год или два спустя. Впрочем, может быть, искали без особого старания.

И вот, наконец, бывший «шпион» и зек Рабинович в Москве. Важное начальство, благоволя к этому невзрачному человечку, возвещает без всякого подвоха:

– Товарищ Рабинович, вы полностью реабилитированы и отныне можете чувствовать себя абсолютно свободным. И направляться можете тоже куда хотите. Хотите – оставайтесь здесь, у нас. Хотите – возвращайтесь в свою родную Венгрию. Там теперь тоже народно-демократический строй, то есть почти социализм.

– В Венгрия! В Венгрия! Толко в Венгрия!

Воля реабилитированного – приказ для бывших его мучителей.

И вот Рабинович уже мчится на «скором» в свою Венгрию. Двухместное купе, вежливые проводники, крепко заваренный чай. «Ту-да! Ту-да! Ту-да!» – поют колеса.

Но что это?.. «Долой коммунистов!», «Бей коммунистов!». И жадные руки, стаскивающие его с последней площадки последнего вагона…

Боже мой! Но ведь так уже было! Было!..

Начало и конец сомкнулись в одно неразрывное кольцо.

И бедный Рабинович, не в силах понять происходящее, не в силах вообще что-нибудь понять, сходит с ума и попадает на много лет в психиатрическую лечебницу.

А случилось это в октябрьские дни 1956 года. В те дни, когда в Венгрии происходило то, что мы тогда называли контрреволюцией и что сами венгры называют теперь народной революцией.

Кончилось все хорошо. Рабиновича из психушки в конце концов выпустили. Почти здоровым.

…Молчаливый, угрюмый, измученный кошмарами, накаченный всякими транквилизаторами. Без родных, без жены, без детей. Без друзей. Даже без просто хороших знакомых. Правда, мир не без добрых людей, вспомнят иногда про бедного старичка, пригласят в компанию повеселиться на склоне лет.

Вот такая судьба человеческая.

Вот такой хэппи энд!