Хэппи Энд - [54]

Когда все уже случилось, он пошел к Мишке, к его столу. Там он сделал две вещи. Он выпросил у Мишки стакан водки (второй стакан Мишка уже сам ему налил). И еще вот что: вычислив, какая из сумок у стола принадлежит Марго, запихнул туда серую вязаную шапочку. Ту самую, которую твой Лэрри тебе предъявлял для опознания. То есть, не ее, Марго, эта шапочка! А значит, и шарфик, зажатый в пальцах покойницы, тоже не ее. Знаешь, Клар, до этой минуты я все-таки думал, что Зину убила Марго. А теперь я потерялся: чья же, в конце концов, чертова эта шапочка?..

Нет, прости, я забегаю вперед. Прежде чем рассказать о Мишке, водке и шапочке этой, Кирилл торжественно объявил, что сейчас расскажет мне про меня самого. Я инстинктивно напрягся — хотя не верил, что что-нибудь еще может меня удивить. Кирилл заговорил о том, что когда я драпанул (или он сказал «деранул»?) со всех ног «назад к природе», он подумал, что и ему оставаться не резон. И решил найти меня. Потому что мы с ним теперь соучастники (нет, по-моему, он сказал «подельники»). Но я уже убежал, и ему пришлось долго бродить в темноте среди деревьев, позади палаток. Наконец он услышал некий характерный звук и пошел на этот звук. И не ошибся: меня рвало в дальних кустиках. Кирилл сказал, что не решился прервать занятие столь ответственное, требующее полной сосредоточенности и отдачи (остряк доморощенный!), и тут как раз вспомнил, что у него в палатке неотложное дело: пистолет. На котором отпечатки пальцев. Его и мои. И вот пока я довычищал свой желудочно-кишечный тракт от остатков твоего лобио, он, как он выразился, пошел спасать меня от возмездия. Пришел, заглянул внутрь и в свете забытого в палатке фонаря увидел не одно, а два тела. Зинка сжимала в руке, прижатой к груди, серый вязаный шарфик. Пистолет, еще теплый, нашелся быстро, а рядом с ним валялась шапочка — та самая, из набора с шарфиком. Ну, он сгреб и то, и другое и отвалил, теперь уже навсегда. И пошел к Мишке, к его столу — подкладывать пресловутую шапочку в вещи Марго.

Я спросил Кирилла, зачем он это сделал, ну, с шапочкой? А он ведь не только это сделал. Он следствию сказал, что виделся с Марго за день до пикника, и на ней были те самые шапочка и шарфик. И соврал: на самом деле он столкнулся с ней впервые только в тот вечер на полянке. Зачем соврал? А чтобы утопить Марго («утопить» — это опять-таки он так сказал, и — опять эта людоедская ухмылка!). Чтобы Марго исчезла из его жизни. Чтобы ее взяли за убийство, которого она не совершала. Чтобы подтолкнуть Лэрри покопаться в ее вещах на предмет поиска улики. Он же не мог знать, как далеко Марго зайдет в своем смятении и раскаянии, в своей попытке спасти его несколько дней спустя, и что она действительно исчезнет, и безо всякой помощи с его стороны. Вот она какова, Кириллова ненависть… Тебе не страшно?

А Мишка был действительно здорово пьян, по струнам, наверно, уже не попадал и поэтому уполз от костра: допивать. И — ура! — неожиданно нашел собутыльника. Кирилла, то есть. Кирилл сказал, что Мишка вскоре стал клевать носом. И тут из темноты вынырнула Марго. Подсела к Кириллу, сказала, что она все знает, ни за что его, Кирилла, не осуждает, сказала, что сейчас растрясет Мишку и они втроем уедут отсюда. И попыталась обнять парня. Прижать к себе. А он вырвался, оттолкнул ее и убежал. Бежал он до самых ворот — тех, которые на въезде в парк. У ворот присел и задумался: а действительно, как он назад добираться будет? Те двое, с которыми он приехал, уже подвезти его не могли. По определению. Те, кто хотел уехать ночевать по домам (вроде нас с тобой), к тому времени уже уехали. Те, кто хотел остаться — остались. Сесть в машину с Марго — только не это! И куда ему было деваться? Возвращаться в палатку к двум трупам? Или гулять до утра по парку и потом присутствовать при неизбежной сцене обнаружения его убиенного семейства (кто-то жe их обнаружил бы рано или поздно). Нет, решил он, если уж все равно гулять, то хоть в направлении к дому. Представляешь, Клар? Десять миль пешком! Ни автобуса, ни электрички: это же не Подмосковье, и в праздник, да еще ночью даже в городе автобуса не дождешься. Добрался он до шоссе, но по шоссе, то есть, по прямой идти не стал. Калифорнийщина — не Смоленщина, здесь по обочинам шоссе пешком ходить не принято, его остановила бы первая полицейская патрульная машина. Он, умница, это сообразил и шел окольными дорогами, улицами городков… Как только не заблудился! Я тут прикинул: десять миль — это шестнадцать километров. Со школьных лет помню, что скорость пешего хода человека — четыре километра в час. Выходит, он шел четыре часа… Добрел до городской окраины, до трамвайного кольца, и с первым утренним трамваем… Пришел домой. То есть, вошел в дом, где его семьи (какой бы она ни была к нему) не будет уже никогда. Тут бы ему свалиться, отрубиться — после всего, через что ему пришлось только что пройти. Ведь даже зная о предстоящей разборке, он накануне вечером, конечно же, и подумать не мог, что все так страшно получится! А вместо этого для него начался день с полицией, моргом… Знаешь, я как представлю себя в его шкуре — ужас, что чувствую!