Хент - [30]

Шрифт
Интервал

Лала вспомнила песню, слышанную от бабушка, и запела eе.

Дремлет тихо месяц на глубоком небе.
В гнездышке уютном пташка мирно спит,
Ласточка-певунья смолкла, утомилась,
И волной речною ветер не шалит.
Почему не в силах, матушка, уснуть я?
Не дается сон мне, все бежит он прочь!
Что меня так мучит, сердце что так гложет,
Что, скажи, волнует душу в эту ночь?

Окончив песню, Лала опустила голову на колени и, закрыв лицо руками, горько заплакала. Слезы полились ручьем из ее прекрасных глаз. Она сама не понимала, отчего ей так грустно. Быть может, вспомнилось ей, что она не знала матери, не слышала ни одного ее слова.

Слезы успокоили Лала. Она подняла голову, посмотрела вокруг, и взгляд ее остановился на могилке, защищенной четырьмя тенистыми деревьями. Это была могила сестры — Сона. Лала не знала сестры, но ее печальную историю слышала не раз. Покойница считалась святой среди невежественного населения, и очень часто на ее могилу приводили больных и страждущих. Каждую субботу, по приказу старика, здесь зажигали свечу. В эту ночь тоже мерцала свеча, бросая бледный свет на белую могилу.

Лала в ужасе смотрела на свечу. Разгоряченное воображение живо представило ей печальную историю сестры. Вместо могилы она видела черный шатер курда в глухом ущелье гор. В шатре сидела Сона, лицо которой выражало ужас и отчаяние. В руках она держала чашу с ядом и то подносила ее к губам, то отстраняла. Долго выбирала она между смертью и жизнью. Вот подошел к ней курд — ее похититель; Сона поднесла чашу с ядом к губам, перекрестилась и выпила…

Глаза Лала были устремлены на белую могилу Сона, но воображение рисовало уже другую картину: перед ней предстали хитрое, наглое лицо Томаса-эфенди и дикое разбойничье лицо Фаттах-бека. Девушка задрожала всем телом. Знала ли она, что готовили ей эти люди? Нет, но она инстинктивно опасалась их.

— Нет! — громко вскричала она, — я не пойду к Сона, я боюсь смерти…

В этот момент чья-то рука нежно легла на ее плечо и послышалось ее имя: «Лала» Девушка не сразу очнулась.

— Лала, — повторил голос. — Я не пущу тебя к Сона… я спасу тебя…

Обернувшись, она увидела Вардана. — Да, спаси меня, — дрожа всем телом заговорила она, — спаси, уведи меня в другой край… здесь очень плохо…

Молодой человек сел рядом с ней. Оба молчали, от волнения не находя слов. Лала находилась еще под впечатлением созданных воображением картин, наведших на нее ужас. Вардана мучил вопрос, почему эта невинная, неопытная девушка так горячо умоляла увезти ее в чужой край, когда здесь ее так любили?

— Чем плох этот край? — спросил он.

— Плох, очень плох! — ответила она. — Видишь эту могилу? Знаешь, кто там лежит?

— Знаю…

— Известно ли тебе, какой смертью умерла она?

— Известно…

— Я не хочу умереть так, как умерла Сона. Вардан, я боюсь яда… боюсь могилы…

Глаза ее снова наполнились слезами.

— Лала, почему ты думаешь, что тебя ждет судьба Сона? — спросил молодой человек, взяв ее за руку. — Это был печальный случай, который бывает не со всеми девушками. Зачем думать, что то же самое ждет и тебя?

— Я об этом думала… всегда боялась и была настороже с того дня, как начала понимать, почему меня одели мальчиком… Здесь быть девушкой — значит быть наказанной богом, особенно, если девушка недурна… Послушай, Вардан, была у нас девушка соседка, славная такая, я ее очень любила. Мать постоянно била ее за то, что она родилась красивой и хорошела с каждым днем. «Ты, говорила ей мать, непременно принесешь несчастье на нашу голову». И Наргис, так звали ее, плакала каждый день. Мать не позволяла ей ни умываться, ни причесываться, и ходила Наргис совершенно ободранная. Но все-таки курды похитили ее. На днях я встретилась с ней. Ах, как она бедняжка подурнела… Она сказала мне: «Степаник, очень плохо быть женой курда», — и заплакала…

При этих словах заплакала и сама Лала. Потом, немного успокоившись, спросила:

— Вардан, ты ведь увезешь меня отсюда?

— Увезу, будь спокойна.

— Увези скорее. Бели пожелаешь, я хоть сейчас пойду с тобой, куда захочешь!..

— Потерпи несколько дней, лала, пока я поговорю об этом с отцом.

Сидя в темноте, они долго беседовали, пока печаль не уступила место чувству любви.

XIX

После бессонной ночи Вардан проснулся поздно. Его несколько бледное лицо сияло радостью.

Дудукджяна в комнате он не нашел, его дорожная сумка лежала в углу. «Куда он ушел?» — подумал Вардан. С первого же дня знакомства с Дудукджяном Вардан видел в нем неопытного юношу, которого нужно было беречь и опекать.

Сыновья Хачо ушли в поле. Сам он отправился вслед за ними. Женщины хозяйничали. Все были заняты делом, за исключением Айрапета, который хотел повидаться с Варданом. Он надеялся услышать от него что-нибудь относительно Лала и поговорить о ней. Другие же братья, кроме Апо, не думали больше о Лала и почти забыли об угрожавшей ей опасности. Они оставили сестру на волю судьбы, повторяя: «Что богом определено, то и будет». Отец же ничего еще не знал об этом и хотел лишь удостовериться в прошлом Томаса-эфенди, которого все еще считал будущим женихом Лала.

Когда Айрапет вошел в комнату, Вардан спросил его:

— Куда ушел мой новый друг?


Еще от автора Раффи
Самвел

Роман посвящен истории Армении IV века, борьбе народа за независимость. Своим художественным своеобразием, глубиной раскрытия исторических фактов роман занимает особое место в армянской исторической прозе.


Меликства Хамсы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Любимая

Повесть о жизни, смерти, любви и мудрости великого Сократа.


Последняя из слуцких князей

В детстве она была Софьей Олелькович, княжной Слуцкой и Копыльской, в замужестве — княгиней Радзивилл, теперь же она прославлена как святая праведная София, княгиня Слуцкая — одна из пятнадцати белорусских святых. Посвящена эта увлекательная историческая повесть всего лишь одному эпизоду из ее жизни — эпизоду небывалого в истории «сватовства», которым не только решалась судьба юной княжны, но и судьбы православия на белорусских землях. В центре повествования — невыдуманная история из жизни княжны Софии Слуцкой, когда она, подобно троянской Елене, едва не стала причиной гражданской войны, невольно поссорив два старейших магнатских рода Радзивиллов и Ходкевичей.(Из предисловия переводчика).


Мейстер Мартин-бочар и его подмастерья

Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.У мейстера Мартина из цеха нюрнбергских бочаров выросла красавица дочь. Мастер решил, что она не будет ни женой рыцаря, ни дворянина, ни даже ремесленника из другого цеха — только искусный бочар, владеющий самым благородным ремеслом, достоин ее руки.


Варьельский узник

Мрачный замок Лувар расположен на севере далекого острова Систель. Конвой привозит в крепость приговоренного к казни молодого дворянина. За зверское убийство отца он должен принять долгую мучительную смерть: носить Зеленый браслет. Страшное "украшение", пропитанное ядом и приводящее к потере рассудка. Но таинственный узник молча сносит все пытки и унижения - и у хозяина замка возникают сомнения в его виновности.  Может ли Добро оставаться Добром, когда оно карает Зло таким иезуитским способом? Сочетание историзма, мастерски выписанной сюжетной интриги и глубоких философских вопросов - таков роман Мирей Марк, написанный писательницей в возрасте 17 лет.


Шкуро:  Под знаком волка

О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.


Наезды

«На правом берегу Великой, выше замка Опочки, толпа охотников расположилась на отдых. Вечереющий день раскидывал шатром тени дубравы, и поляна благоухала недавно скошенным сеном, хотя это было уже в начале августа, – смутное положение дел нарушало тогда порядок всех работ сельских. Стреноженные кони, помахивая гривами и хвостами от удовольствия, паслись благоприобретенным сенцем, – но они были под седлами, и, кажется, не столько для предосторожности от запалу, как из боязни нападения со стороны Литвы…».