Принесли мои собственные зонт и гамак.
— Мы что, отправляемся на захват льва на носилках?
— Только до буша. Дальше пойдём пешком.
Я с трудом забрался в гамак Сунго. Походило на то, что мы собираемся брать льва голыми руками. Того самого льва, который только что сожрал старого быка и теперь преспокойно дрыхнул в зарослях.
Вокруг нас суетились бритоголовые женщины. Они заметно нервничали. Собралась толпа зевак — все было почти так же, как в День дождя: барабаны, горнисты, размалёванные тела, украшения из ракушек и перьев. Горны были длиной не меньше фута и вместе с трещотками производили страшный шум. У амазонок, когда они поднимали мои носилки, тряслись руки. Среди зрителей я увидел Хорко и Бунама. Мне показалось, что дядя короля ждёт от меня каких— то слов и что Бунам специально пришёл, чтобы о чем-то предупредить меня. Я хотел попросить обратно мой «магнум» с оптическим прицелом, но не нашёл нужных слов. Гамак под моей тяжестью сильно прогнулся и почти волочился по земле.
Толпа была возбуждена, но в этом возбуждении чувствовалась не радость за короля, а требование привести «настоящего» льва и изгнать «злую колдунью» Атти. Дахфу молча следовал своим путём на носилках, укрыв лицо широкими полами бархатной шляпы, такой же неотъемлемой от его облика, как шлем — от моего.
Все время, пока процессия не вышла за черту города, я с горечью твердил про себя: «Реальная жизнь! Да пошла ты, реальная жизнь, знаешь куда?»
Достигнув буша, женщины опустили меня на землю. Я сошёл с носилок на обжигающую землю. Вернее, даже не землю, а площадку с белой, как раскалённое солнце, каменистой поверхностью. Король тоже поднялся на ноги и обернулся на толпу, оставшуюся возле городской стены. Загонщиками должен был руководить Бунам. При нем находился какой-то человек, с головы до ног покрытый белой краской — может быть, даже извёсткой. Под ней я с удивлением узнал помощника Бунама, палача. Узнал по глубоким морщинам на продолговатой физиономии.
— В чем смысл сего маскарада? — спросил я Дахфу, подойдя к нему по камням, между которыми там-сям пробивалась зелёная трава. — Нет никакого смысла.
— Он всегда отправляется на львиную охоту в таком виде?
— Раз на раз не приходится. Окраска зависит от того, какие были знамения. Белый цвет — не слишком хороший признак.
Тем не менее, король вёл себя так, словно ничто не могло помешать ему выполнить свой долг. Я в упор посмотрел на бывшего чёрного кожаного человека, явившегося, чтобы поколебать уверенность Дахфу в канун великого события — воссоединения с душой усопшего отца.
— Они хотят вас запугать?
Король взглянул на меня, и его глаза, до тех пор блуждавшие по сторонам, сошлись в одной точке.
— Да, наверное.
— Сир, — торжественно произнёс я, — хотите, я приму меры?
— Какие меры?
— Какие скажете.
— Ну что вы. Просто эти люди живут в старом мире. Почему бы и нет? Если хотите, это — часть моей сделки с ними. — И он лучезарно улыбнулся. — В конце концов, это мой великий день, мистер Хендерсон. Я могу позволить себе роскошь пренебречь любыми знамениями. Когда я поймаю Гмило, это заткнёт им рты.
— «Палками и камнями мне перебьют кости, но это — всего лишь предрассудок», — так, что ли, ваше величество? Ну что ж, коли вы так к этому относитесь, мне остаётся только смириться.
Я все же думал, что король скажет этим двоим пару ласковых, но он ограничился какой-то нейтральной репликой. Зонты остались позади. Женщины, королевские жены, выстроились вдоль низкой стены города и что-то выкрикивали: то ли добрые пожелания, то ли предостережения. Молчаливые загонщики с копьями, горнами, барабанами и трещотками — их было человек шестьдесят-семьдесят — двинулись вперёд и вскоре рассеялись в буше. Остались только король, Бунам, его помощник и я, Сунго, плюс трое слуг с копьями.
— Что вы им сказали? — спросил я короля.
— Что, несмотря ни на что, исполню свой долг.
— Лучше бы вы им дали пинка под зад.
— Перестаньте, Хендерсон, мой друг, — уронил Дахфу, и мы двинулись дальше.
Трое с копьями следовали за нами.
— А эти зачем?
— Чтобы помочь нам во время манёвров в загоне. Когда дойдём до узкого конца, сами поймёте.
Вступив в высокие заросли, король поднял гладкое лицо и понюхал воздух. Я тоже. Чистый, сухой, он отдавал забродившим сиропом. В траве стрекотали цикады. Их трели казались взвивающимися в небо серебряными пружинками.
Король устремился вперёд — даже не шагом, а большими скачками. Следуя за ним, я вдруг подумал, что трава достаточно высока, чтобы скрыть от глаз любого зверя, кроме слона, а у меня нет ничего острого, кроме ромбовидного значка.
— Постойте, король!
Ему это явно не понравилось; он продолжил свой путь. Но я приглушённо звал его до тех пор, пока он не остановился и не подождал меня. Чуток отдышавшись, я прошипел:
— Как — без оружия? Или вы рассчитываете поймать зверя за хвост?
— Зверь, — ответил он, каким-то чудом сохраняя выдержку, — а я очень надеюсь на то, что это Гмило, — наверняка уже в загоне. Понимаете, мистер Хендерсон, мне нельзя иметь при себе оружие. Вдруг я нанесу Гмило телесные повреждения?
— Ну и что?
— Мне придётся заплатить жизнью за покушение на живого монарха.