Хэдон из древнего Опара - [3]

Хотя людей окутало дымом, который застыл на месте, поскольку воздух был неподвижен, и дым вызывал кашель, а глаза покраснели, никто не жаловался. Дым спасал от москитов, этих маленьких дьяволят, детей Теземинес, которые тучами летели со стороны леса. Хэдон намазал тело вонючей мазью, надеясь, что она и дым дадут ему возможность хорошо отдохнуть ночью. Когда рассветет, он намажет себя другим снадобьем, предохраняющим от мух, которые начнут надоедать, как только солнце прогреет воздух.

Едва Хэдон кончил есть, как Таро потянул его за руку, показывая в направлении реки. Луна еще не взошла, но он смог рассмотреть огромное темное тело на противоположном берегу реки. Сомнений не было: это был леопард, который пожаловал напиться воды перед тем, как выйти на охоту.

— Возможно, нам следовало бы принести жертву и Кхукхаго, — произнес Таро.

Хэдон кивнул:

— Если мы будем приносить жертвы каждому божеству и духу, который может навредить, нам не хватит места в лодках для необходимых животных.

Затем, увидев при свете костра обиженное выражение лица Таро, он улыбнулся и похлопал Таро по плечу.

— В твоих словах много смысла. Но я бы не осмелился предложить жрице принести жертву богине леопардов. Ей не понравится, если мы будем совать нос в ее дело.

Таро оказался прав. Поздно ночью тревожный сон Хэдона резко прервал крик. Хэдон вскочил, схватив свой меч и недоуменно огляделся вокруг. Он увидел вспрыгнувшего на стену черно-желтого зверя, челюсти которого сжимали кричащего гребца. Затем оба исчезли. Преследовать леопарда было бесполезно и опасно. Капитан стражников проклинал всех чертей, но лишь затем, чтобы успокоиться от страха и опасности.

Так или иначе, богине леопардов было нанесено оскорбление, а потому они поспешили умилостивить ее. Жрица Клайхи принесла в жертву Кхукхаго поросенка. Это не вернет несчастного гребца, но может предотвратить нападение другого леопарда. А кровь поросенка, налитая в бронзовый сосуд, должна была умиротворить душу гребца и удержать ее от попыток прокрасться в лагерь той ночью. Хэдон надеялся, что так и будет, но все же не смог снова отправиться спать. Остальные тоже были не в состоянии сделать это. Лишь гребцы так наработались за день, что ничто не в силах было удержать их без сна долгое время.

На рассвете жрица Кхо и жрец Ресу сняли одежды и совершили ритуальное омовение в водах реки. Солдаты высматривали крокодилов, пока остальные купались в порядке старшинства. Потом был завтрак, состоявший из приготовленного из окры[1] супа, сушеного мяса, сваренных вкрутую утиных яиц и пресного просяного хлеба. Затем путешественники вновь спустили лодки на воду. Через четыре дня поутру донеслись раскаты водопада. За милю до водопада, все причалили свои лодки, разгрузили их и начали медленно продвигаться по дороге, вымощенной огромными гранитными блоками. Растительность вдоль дороги была подрезана через регулярные интервалы лесничими из джунглей. Дорога дугой отходила от водопада и обрывалась у края скал. Здесь отряд проследовал по узкой, крутой и извилистой дороге, высеченной на склоне горы. Впереди каравана шли солдаты, они же и замыкали шествие. Гребцы, пыхтя и отдуваясь, тащили на себе ящики, клетки и бивни. За ними следовали пастухи, окликая и тыкая своих пронзительно кричащих подопечных палками с острыми концами. Крякали утки, сидящие в клетках на спинах гребцов. Священный попугай на плече жрицы вскрикивал и бормотал что-то, священная обезьяна на плече жреца пронзительно изрыгала оскорбления в адрес невидимых врагов, обитающих в джунглях.

«Из-за всего этого шума, — подумал Хэдон, — их можно слышать на расстоянии в несколько миль. Если кто-то из пиратов кавуру засел в расположенном ниже густом лесу, у бандитов будет прекрасная возможность подготовиться к приходу гостей». Но вероятность засады была невелика. Отряд солдат из форта на побережье должен находиться у подножия гор. Но кавуру знали, как ускользнуть от солдат.

Вдруг к общему шуму добавилась ругань жреца. На его плече облегчилась обезьянка. Никто, кроме жрицы, не посмел рассмеяться, но никому и не удалось удержаться от ухмылки. Увидев улыбки людей, жрец принялся ругаться. Солдат принес кувшин с водой и счистил грязь льняной тряпкой. Немного погодя жрец тоже стал смеяться, но все же остаток пути обезьянка проделала верхом на плече у гребца.

В сумерки отряд вышел на открытое пространство возле основания водопада. Здесь его ожидали пятьдесят солдат. Путешественники искупались под грохочущей ледяной водой, принесли жертву и поели. На рассвете они поднялись и двумя часами позже загрузили баркасы. Впереди их ожидало трехдневное путешествие. Потребуется достаточное напряжение сил. Но глупость одного из гребцов еще больше усилила общую нервозность. Он заявил, что во время последнего перехода он заметил речного божка.

— Это был сам Казуква! Я увидел его как раз в тот момент, когда Ресу отправился спать. Он возник из воды; это было чудовище, в четыре раза крупнее самого большого гиппопотама, какого вам доводилось когда-либо видеть. Его шкура, как и у гиппопотама, толстая и коричневая, но шишковатая. Шишки черные, размером с мою голову, и у каждой по три глаза и крошечному рту, заполненному зубами столь же острыми, как зубы крокодила. Руки длинные, как у человека, но там, где надлежит быть кистям, у него головы морских свинок с красными горящими глазами. На мгновение он уставился на меня, и мои кишки до сих пор выворачиваются наизнанку, стоит мне вспомнить его лицо. Это было лицо гиппопотама, если не считать того, что оно волосатое, а в центре лба — единственный, покрытый зеленой пеной глаз. Зубов у него много, и они подобны наконечникам копий. А затем, когда я молился Кхо, а также Гыксхабахди, богине моих предков, и думал, что потеряю сознание, он медленно погрузился в реку.