Хазары - [70]

Интересно и то, что «росы» титуловали своего правителя «хаканом». Слово это было сугубо тюркским; ни скандинавы, ни славяне своих исконных властителей так не называли. А вот молодое политическое образование на границах Хазарского каганата могло использовать титул могущественного соседа для того, чтобы придать новоявленному властителю какой-то вес.

О происхождении слова «Русь» и о том, кто же такие сами русы (росы), существует множество гипотез. Если предельно упростить их (а если не упрощать, то придется писать отдельную книгу), основных версий — две^{500}.

Согласно одной, Русью называлось политическое объединение среднеднепровских славян — этой версии придерживался М.И. Артамонов, ее развивал крупнейший отечественный археолог, академик В.В. Седов^{501}.

Согласно второй гипотезе, Русью, или русами (росами), в IX и по крайней мере до начала X века называли выходцев из Скандинавии, дружины которых все чаще появлялись в Юго-восточной Европе, — так считал, например, член-корреспондент РАН, директор Института российской истории А.П. Новосельцев^{502}. Этой же теории придерживается доктор исторических наук, ведущий сотрудник Института славяноведения РАН В.В. Петрухин^{503}. По их мнению, русы не были каким-то конкретным народом — так называли отряды пришлых скандинавских воинов (а точнее — грабителей) или купцов. Впрочем, часто русы сочетали оба эти занятия. Недаром и прозорливый император Людовик заподозрил в росах свеонов-викингов.

Во всех германских языках слова «гребля», «весло», «плаванье на гребных судах» имеют общие корни со словом «Русь». Русью, или русами, скандинавы называли участников водных походов независимо от их национальной принадлежности^{504}. «Русы состоят из многочисленных племен разного рода, — писал Масуди. — Среди них находятся урманы (норманны), которые наиболее многочисленны…» (справедливости ради отметим, что арабское слово, которое в данном случае переведено как «норманны», некоторые исследователи читают иначе)^{505}. По пути на юг их дружины могли пополняться воинами всех племен и народов, прежде всего славянами, через земли которых шли русы, но основу любого отряда, конечно же, составляли сформировавшие его скандинавы.

Авторы настоящей книги разделяют «скандинавскую» точку зрения (ее давно уже можно назвать общепризнанной), что же касается «славянской» теории, то сегодня она не без оснований считается сложившейся под давлением официозной советской историографии^{506}.

Вообще говоря, не вполне понятно, почему советской науке так «хотелось», чтобы русы IX века были славянами. И арабские, и византийские авторы описывают их не в самых лицеприятных выражениях. Ибн Фадлан называет русов «грязнейшим из творений Аллаха», сравнивает с «блуждающими ослами» и сообщает: «…Они не очищаются ни от экскрементов, ни от урины, не омываются от половой нечистоты и не моют своих рук после еды…»

Ибн Фадлан рассказывает, о том, как русы, привезшие на Волгу девушек-рабынь для продажи, прилюдно совокупляются с ними: «И вот один [из них] сочетается со своей девушкой, а товарищ его смотрит на него. И иногда собирается [целая] группа из них в таком положении один против другого, и входит купец, чтобы купить у кого-либо из них девушку, и наталкивается на него, сочетающегося с ней. Он же не оставляет ее, пока не удовлетворит своей потребности». Про «царя» русов арабский дипломат говорит, что он «не имеет никакого другого дела, кроме как сочетаться [с девушками], пить и предаваться развлечениям»^{507}.

Но неопрятность, неразборчивость в половых связях и отсутствие стыдливости — далеко не самое худшее, что сообщают о русах средневековые авторы. Ибн Руста пишет о них: «Все постоянно носят при себе мечи, потому что мало доверяют они друг другу, и что коварство между ними дело обыкновенное: если кому удастся приобресть хотя малое имущество, то уж родной брат или товарищ тотчас же начинает завидовать и домогаться, как бы убить его или ограбить»^{508}.

Патриарх Фотий, которому довелось пережить набег русов на Константинополь в 860 году, в одном из своих писем называет этот народ «всех оставляющим позади в жестокости и кровожадности»^{509}. В дни осады и сразу после нее Фотий произнес перед жителями города две проповеди, тексты которых сохранились. Он рассказывает, как русы обрушились на окрестности Константинополя, «не щадя ни человека, ни скота, не стесняясь немощи женского пола, не смущаясь нежностью младенцев, не стыдясь седин стариков, не смягчаясь ничем из того, что обычно смущает людей, даже дошедших до озверения, но дерзая пронзать мечом всякий возраст и всякую природу».

Русы отличались особой бесчеловечностью даже для тех, не самых гуманных, времен. Фотий говорит: «Можно было видеть младенцев, отторгаемых ими от сосцов и молока, а заодно и от жизни, и их бесхитростный гроб — о горе! — скалы, о которые они разбивались; матерей, рыдающих от горя и закалываемых рядом с новорожденными, судорожно испускающими последний вздох… Не только человеческую природу настигло их зверство, но и всех бессловесных животных, быков, лошадей, птиц и прочих, попавшихся на пути, пронзала свирепость их; бык лежал рядом с человеком, и дитя и лошадь имели могилу под одной крышей, и женщины и птицы обагрялись кровью друг друга. Все наполнилось мертвыми телами: в реках течение превратилось в кровь; фонтаны и водоемы — одни нельзя было различить, так как скважины их были выровнены трупами, другие являли лишь смутные следы прежнего устройства, а находившееся вокруг них заполняло оставшееся; трупы разлагались на полях, завалили дороги, рощи сделались от них более одичавшими и заброшенными, чем чащобы и пустыри, пещеры были завалены ими, а горы и холмы, ущелья и пропасти ничуть не отличались от переполненных городских кладбищ»