Хазарский пленник - [124]
— Спроси, — согласился князь. — Только ничего не сули! Вздумали мной помыкать, жизнью заплатят! Ладно, братья, нечего горевать, ступайте. Одно помните, погромов в столице не допущу!
Когда остался в покоях наедине с думами, тяжело опустился на ложе и застонал. Мысли узловатой путаной сетью вязали сознание. Выхода не было. Вернее, не было никакого приемлемого решения. Смириться с наброшенной петлёй он не мог, предавать всех во имя жены и ребёнка — тоже. Где золотая середина? Петля накинута, но как разрубить? Казнят ли его жену, а заодно и наследника, в далёкой Хазарии? Как угадаешь? Причастен ли Бочкарь к похищению? Кто стоит за подлым умыслом? Улгару да Кандаку такого вовек не придумать. Владимир стонал сквозь зубы, и невнятные образы теснились перед взором. Знал, ох как хорошо знал князь всю череду действий, направленных на усмирение строптивца. Это похоже на работу гончара. Глину сперва как следует мутузят кулаками, мнут, стискивают и растягивают, превращая твёрдый обломок в мягкую массу. Потом мастер прилаживает заготовку на столе, вращает, смачивает ловкие пальцы и вытягивает вверх, придавая комку форму будущего сосуда. Так и его, правителя, принялись обминать, надеясь сделать мягким, покладистым. Чтоб князь киевский служил им, как горшок, как кувшин с маслом? Нет, не бывать тому! Кто позволит такое один раз, дождётся и второго, и третьего! Стерпеть оскорбление, позволить хазарам дёргать за верёвочку — значит, навек потерять свободу! Стоит лишь склонить шею, и великий князь станет рабом! Невольником в собственной столице!
Глава пятнадцатая
УЗЕЛКИ
Она смазала руки слоем густого смальца, хотя и не любила свинину. Но сейчас нужно. Чтоб не попало на руки варёное снадобье. Чтоб легко стёрлось вместе с жиром. Хорошо, что никто не обращает внимания на её приготовления, женщины заняты своими блюдами, а ей доверили обычное — грибы в соусе. Грибы свежие, сметана ещё не успела настояться, едва отливает желтизной липового цвета, чистые собранные сливки, лучше нет для подливы и соусов. Всё на столах кухни свежее, а как иначе? Лук ещё не покрошила, лишь отняла корешки, и головки плачут, роняя молочные капли сока на поцарапанную доску столешницы. Крупные твёрдые шампиньоны, называемые печерицами, уже порезаны дольками. Светлые шляпки, едва заметные вмятины от пальцев, тёмный пластинчатый низ, похожий на прилипшую шелуху подсолнечника. Мелко сечь не стоит, для соуса хорошо, а вкус грибов теряется. Она словила себя на том, что даже сейчас старается готовить вкусно, по привычке заботится о блюде. Как-никак на стол князя.
Да, она готовит для Владимира. Часто возится на кухне дольше всех, но в последнее время званые обеды стали редкими, и каждый, кто стряпает в потёмках, вызывает подозрение. Потому она и решилась готовить отраву днём. Важно лишь выбрать удобный миг, выскочить в сени, а далее к помойной яме, что они частенько делают, торопясь освободить стол от очистков.
Яма неприглядна, убирается мужиками, но те не особо усердствуют, поэтому припасённое спокойно лежит в уголке, прикрытое от любопытных глаз прислуги. Хорошо хоть нет собак, можно не опасаться, что расковыряют, опрокинут отвар аконита[23].
Фляга мелкая, такую не трудно прикрыть передником и пронести на кухню, а там... она сумеет вылить настой в питьё, сумеет, рука не дрогнет. Пусть едят её стряпню, хвалят подливу, пусть запивают... настойкой. Угадать бы, кто выпьет первый. Самое важное поднести князю. Именно ему, врагу рода. Врагу иудеев и хазар.
Как он посмел выгонять людей из домов? Лишать крова. Отчего занёс всех в злодеи? Всех сразу, и детей, и стариков. Ему чужда вера в Иегову? Верно, верно, всё из-за веры, князь даже христианства не принял, откуда же ему знать о мудрости бога Авраама, Исаака и Иакова? Откуда ему знать, каково это — хранить веру, ограничивать себя в пище, соблюдать правила, отрекаться от разгульной жизни весёлого Киева.
Выгнать всех туда, откуда явились! Язык не повернётся повторить подлую ложь. Явились... они не явились! Они давно живут здесь. Она родилась в местечке близ Киева. И никогда не была в Хазарии, а её выгоняют! Её родным языком стал русский. Но что из того? Её выбрасывают вместе с родными, вместе с братиками, а старшему нет и пяти лет. Чем виновны малыши? Они тоже враги? А может, всё проще? Он — князь Владимир — и есть враг, один враг для всех. Ведь сами киевляне не больно любят правителя. Называют братоубийцей. Да он такой и есть...
Хлопнула дверь, и стряпуха, занятая квасом и сладкими наливками, медами, вышла из кухни. Над котлом и горшками кружатся мухи. Развешанные по стенам ветки полыни не спасают.
Она глянула на руки. Смалец расплылся и обильно блестел на коже, но вытирать пальцы нельзя. Нужно бежать за настойкой. Другого случая может не представиться. Самое время. Все заняты... а мёд да квас удобны. Пьются залпом.
Выгребная яма полна очистков, припорошена мукой, вчера кто-то ненароком прорвал угол мешка, и мука просыпалась на пол, пришлось сметать, а мука чистая, мелкого помола, так и просится в руки. Увы. Пропадёт.
Да ей-то что? О чём она думает? О муке?
