Хаус и философия: Все врут! - [35]

Напротив, если эта система допускает исключения (орган получает тот, кто богаче, даже если его шансы на выживание ниже, чем у человека со скромным доходом), мы сочтем ее несправедливой. Действительно, если бы врачи могли по своему желанию выбирать кандидатов на пересадку органов независимо от того, отвечают ли они установленным критериям, список потерял бы всякий смысл. В этом случае он не давал бы гарантии, что выбор обусловлен медицинскими показателями и (что более важно, с точки зрения Канта) перестал бы быть моральным. Врач, намеревающийся нарушить принципы внесения пациентов в такой список, оказался бы в той же ситуации, что и человек, собирающийся просить взаймы, не планируя отдавать долг. В обоих случаях универсализация действия несовместима с существующей практикой — никто не поверил бы ни единому обещанию, будь ложь нормой, и список кандидатов на донорский орган стал бы обычной бумажкой, раз в него можно включить кого угодно.

Однако Хаус нарушает принципы отбора очередников, чтобы внести в список своих пациентов. Зная, что молодая бизнес-леди, нуждающаяся в пересадке сердца, страдает булимией, он нагло врет комиссии по трансплантации, утверждая, что никаких психологических факторов, дисквалифицирующих ее как кандидата, нет, хотя булимия считается серьезным психическим расстройством («Контроль»). В другом случае он с помощью гениального, но незаконного приема уменьшает размеры опухоли, чтобы женщине не отказали в операции («Метод Сократа»). Но, если каждый врач будет так поступать, это подорвет основную идею списка. Короче говоря, этические стандарты нашего любимого доктора несовместимы с медицинской этикой в ее западном понимании, основанной на правилах и здравом смысле. Вот почему даже Уилсон говорит, что Хаусу «следует перечитать этический кодекс» («Дети и вода в ванне» (1/18)).

Конечно, тот факт, что наш герой в своих поступках не руководствуется категорическим императивом, еще не делает его даосистом. Но Хауса нельзя отнести и к последователям другой великой этической системы Запада, утилитаризма, — есть парочка деталей, которые этому мешают. Начнем с того, что утилитарист сознательно старается поступать так, чтобы его действия принесли счастье максимально возможному числу людей. Сериал не дает оснований заподозрить Хауса в том, что он вообще задумывается о таких вещах. Диагност и к самой-то идее альтруизма относится с пренебрежением. Про врача, который в лучших традициях утилитаризма лечит туберкулез в Африке, он говорит: «Великий филантроп так же эгоистичен, как все остальные, только менее откровенен» («Туберкулез или не туберкулез»). Так что утилитарист из Хауса никакой.

Но, оставив Запад и обратившись к Востоку, мы видим кое-какие параллели между хаусовским процессом принятия решений и даосистской этикой. «Дао дэ цзин» говорит, что мудрецы равнодушны к общепринятым представлениям о морали,[93] а поступки людей должны подчиняться естественной необходимости. Далек от общепринятой морали и Хаус, который не только учит свою команду «лгать, хитрить и красть», но и сам не чурается таких методов. Еще показательнее, что некоторые из самых шокирующих заявлений Хауса, касающиеся его отношения к пациентам, — отголоски «Дао дэ цзин». Когда у него спрашивают, как он может лечить тех, кого даже не видел, он отвечает: «Это просто, если вам на них наплевать» («Бритва Оккама»), а человеку, который только что принял самое тяжелое в жизни решение, может заявить: «Мне нужно сердце вашей жены» («Секс убивает» (2/14)).

Такое равнодушие, без сомнения, многим зрителям кажется одной из самых неприятных черт Хауса, но поразительно напоминает одно место из «Дао дэ цзин»: «Мудрецы относятся к простым людям как к соломенным собакам».[94]^{29} Соломенные чучела собак были жертвенными объектами, «к которым во время обряда жертвоприношения относились с почтением, а после церемонии бросали как мусор, и люди топтали их ногами».[95]

Сходным образом, хотя Хаус порой и рискует ради своих пациентов карьерой, он явно поступает так не из-за личной заботы о человеке, которого он вскорости выбросит из головы.

Какие доводы можно привести в защиту такого подхода? Мудрец-даосист заменяет существовавшую мораль своим суждением не просто потому, что это его суждение, но потому, что оно гармонирует с путем Неба, Дао. В Дао-вселенной мудрый становится мерилом добра и зла, хорошего и дурного. На Западе многим трудно принять такую идею, и не без оснований, но в восточной культуре у концепции «мудреца как эталона» долгая и славная история. Но что насчет Хауса? Мы знаем, что ложной скромностью он не страдает и считает себя высшим авторитетом в своей области, экспертом, чьему суждению следует доверять. Такой авторитет может не занимать себя общепринятой моралью и не тревожиться из-за того, как отразится его поведение на окружающих, ибо знает, что поступает в соответствии с высшим законом. Конечно, это уж очень хорошее мнение о себе. Но для того, кто называет себя Миком Джаггером диагностики («Спортивная медицина» (1/12)), сравнение с мудрецом-даосом не будет сильной натяжкой. Возможно, даже наоборот.