Хасидские истории. Поздние учителя - [3]

Но уже на протяжении следующего поколения, ближе к концу первого этапа развития хасидизма, начинаются перемены. Рабби Элимелех из Лежайска, ученик Великого Магида, не дозволял своим ученикам возглавлять общины при своей жизни. Когда один из них, ставший впоследствии известным как Провидец из Люблина, встал во главе общины, это послужило причиной длительной напряженности между ними. Легенда даже гласит, что проклятие рабби Элимелеха стало пагубным для последователей его ученика.

Однако аналогичные отношения, только в еще более острой и непростой форме, сложились между Провидцем из Люблина и его учениками. Прежде всего, это мрачная трагедия, связанная с тем, что Провидец облыжно обвинил Йеѓуди, своего самого достойного ученика, в соперничестве, и утверждают, что это обвинение привело к его смерти. Провидец, как рассказывается, неоднократно повторял, что Йеѓуди выше его («он стоит на более высокой ступени»), но что он, Провидец, поставлен на свое место рабби Элимелехом – фраза сама по себе более чем странная, особенно если расценивать ее в свете всех имевших место событий; во всяком случае, это высказывание дает нам представление о том, как сам говорящий осознавал происходящее.

На этом этапе было решено отказаться от идеи ставить учеников во главе общины, хотя те, кто уже занимал такое положение, не были смещены. Но уже в следующем поколении невозможность для ученика возглавить общину при жизни своего учителя стала даже не правилом, а едва ли не законом. Таким образом, хасиды отказались от основополагающего принципа хасидизма, который можно определить как «внутренняя миссия». Учитель перестал посылать своих проверенных и надежных учеников самостоятельно выполнять свойственные учителю религиозные и организационные обязанности; он держал их при себе, лишая возможности действовать независимо, и тем самым наносил несомненный ущерб движению хасидизма.

Это обстоятельство – равно как и ряд аналогичных – послужили причиной для резкой критики, которой выдающиеся цадики второго периода хасидизма подвергали своих современников. После того как Йеѓуди высказался о вождях предыдущих поколений еврейского народа, за которыми следовали цадики, он добавил: «Вот почему я и вздыхаю: видно, нынешние тоже будут не лучше. Что же станется с народом Израиля?»

Другой цадик отказался толковать хасидское учение, поскольку заметил, что некоторые цадики своим преподаванием более не способствуют соблюдению первоначальной абсолютной чистоты учения и что скрытые демоны могут проникнуть туда и затянуть хасидов в свое царство. Следует особо подчеркнуть, что некоторые из потомков великих цадиков – например, сын и внук рабби Элимелеха – просто отказывались становиться рабби.

Цадик шестого поколения, внук внука Великого Магида, в резких выражениях говорит о негодовании, которое охватывает его при виде столь очевидного упадка хасидизма. Речь идет о рабби Дове-Бере из Леово, сыне известного рабби Исраэля из Ружина, который зашел в своем протесте так далеко, что на некоторое время оказался в лагере маскилим (и это стало поводом для конфликта между «Цанзом» и «Садагорой»).

Рабби Дов-Бер частенько рассказывал одну историю, которая, как он утверждал, была связана с его предком, Великим Магидом, хотя в действительности, судя по всему, случилась именно с ним самим. «Некий арендатор, – рассказывал рабби Дов-Бер, – пришел к Магиду из Межерича и попросил его оказать помощь в одном частном деле. «Ты и взаправду хочешь, чтобы я помог тебе? – переспросил Великий Магид. – Ты пришел за этим именно ко мне?» Арендатор ответил: «Я пришел к рабби, чтобы он помолился за меня в этом деле». «Не лучше ли, – спросил Магид, – если ты попросишь, чтобы я научил тебя молиться Богу? Тогда тебе не придется приходить ко мне еще раз».

Трудно представить себе, чтобы такие слова слетели с губ Великого Магида, – скорее так говорили цадики второго периода хасидизма. Эти слова отражают то отчаяние, которое охватило цадиков, осознавших упадок хасидизма до такой степени, что они усомнились в самой его сути. На заре хасидизма цадик воспринимал свое учение как прямую связь с Богом и вряд ли мог поверить, что человек, научившийся правильно молиться, сможет обходиться без него, посредника между небом и землей. Потому что, согласно основам хасидизма, внешняя помощь – это не главное; это не более чем внешняя оболочка, делающая возможной помощь внутреннюю.

Эта мысль явственно прослеживается в истории, которую рассказывает рабби Шалом-Шахна, внук Великого Магида и дед рабби из Леово. История эта об арендаторе, который пришел к нему накануне субботы, чтобы поведать о неожиданной болезни теленка. «А за его словами, – говорит рабби, – я слышу несказанное: “Твоя душа возвышенная, а моя приземленная, так подними же меня до себя!”» Таким образом, практическая целесообразность внешней помощи ни в коей мере не может быть отвергнута, поскольку обучение молитве само по себе не может стать истинным «возвышением», да и сам по себе духовный подъем – это не исключительное событие. По самой своей сути духовный подъем – это процесс, который прерывается только со смертью; впрочем, существует мнение, что даже и тогда ему вовсе не обязательно прерываться.