Харроу из Девятого дома - [21]

– …это можно немедленно исправить, святая из святых, когда Князь закончит аудиенцию…

Это говорили прямо перед тобой.

– Встреча! Встреча!! – Подчеркнуть голосом, что восклицательных знаков больше одного, непросто, но второй голос справился. – Ты думаешь, у меня есть время на… на… есть лишний час, пока три генерала и твой воскреситель, бог мертвых царей, будут пытаться назначить новое совещание сразу после первого? Думаешь, я тут, чтобы сверять свои планы с тремя персональными ассистентами, шестью календарями и самим богом, который передумывает по девятнадцать раз?

Этот голос раздавался сзади и сверху. По всей вероятности, он принадлежал человеку, который толкал твое кресло.

– Священная длань, – сказал другой голос, – прошу меня простить. Это он приказал не трогать ее. Не было никаких допусков и никаких инструкций.

– Не было и возражений при заказе шаттла. Против моих планов никто не возражал.

– Приказ относительно Харрохак Нонагесимус был отдан им лично, священный палец.

– А мой приказ больше не считается приказом бога? – поинтересовался голос сверху. – Или я больше не ликтор Великого Воскрешения, не вторая святая на службе Царя Неумирающего? Я утратила свое место среди Четверки – или, как я с ужасом обнаружила, Тройки? Разве я не последняя из тех, кто нес службу в склепе мертвых сестер, отдавших свои долгие жизни и свою верность за то, чтобы ваши вопящие дети и обсаженные микробами дети ваших детей могли купаться в лучах Доминика?

Другой голос помолчал. Сказал:

– Вы правы, – и добавил с ноткой мольбы: – Святейшая святая радости, прости меня, но я все же прошу подождать до окончания встречи.

Послышался вздох.

– Хорошо, – ответил голос довольно спокойно. – Все в порядке, лейтенант, я понимаю. Ты встречал только эту малышку да еще одного младенца. И никогда не видел ликтора. Ты не знаешь… даже если ты видел его, этого не хватает, чтобы понять…

Голос замолк, и человек, стоявший за твоим креслом, вышел вперед. Тебя даже немного заинтересовало, что же будет дальше, хоть и только потому, что ты не привыкла сидеть на лучших местах. Перед тобой был один нормальный человек – второй представлялся черной дырой, и теперь ты знала, почему, – и у этого человека были две почки. Внезапно из ниоткуда – по крайней мере, так зарегистрировали это твои чувства – возникли два коротких удара талергии… нет, не удара, они походили на стилет, на идеально нацеленный дротик, на шприц – и обе почки оказались нашпигованы ангиотензином. Идеальный удар. Давление резко упало, тело офицера осело на пол, и кресло объехало аккуратную кучку человеческой плоти. Голос из-за кресла бормотал:

– Ужасно… кошмарно! Среди персонала «Эребуса» ни у кого нет ни капли здравого смысла. Говорила же ему сколько раз, менять их раз в десять лет… просто ужас. Мое присутствие должно приравниваться к пожарной тревоге. Я не собираюсь ждать, я не хочу чая. Мне не нужно рабское подчинение, я хочу только понимания!

Если бы твой позвоночник работал нормально, от этого крика ты бы подпрыгнула. Кресло остановилось перед шахтой лифта, темные двери зашуршали, открывая радужную коробочку, и кресло въехало внутрь. Ты занималась тем, что аккуратно подергивала задний корешок спинного мозга. Ты было решила, что его оборвали – это было бы проще всего, – но тут же обнаружила, что его завязали узлом. Перекрутили несколько раз и добавили бантик.

Панель на стене тихо чирикнула электронным голоском, когда кто-то нажал на кнопку. Мимо прошуршала куча ткани. Ты не чувствовала ее телом, но до щеки донесся ветерок. А потом это существо опустилось перед тобой на колени. Сначала ты увидела мерцающую бледную ткань, белую с радужным отливом, возникающим под жарким светом и похожим на отражение цветного стекла во льду. Примерно такой же плащ был на тебе самой. Потом поле зрения почему-то сместилось вверх. Существо подняло пальцем твой подбородок, откинуло твою голову назад, чтобы ты увидела лицо.

Ты смотрела на ликтора. Ликтор смотрел на тебя.

Овальное лицо под льдистым разноцветным капюшоном казалось чопорным и невинным. Формой и чертами оно походило на лик святого или посмертную маску. Линии носа, челюсти, лба были тверды и чисты и напоминали о скучном безразличии статуй. Сначала в резком неприятном свете ты заметила цвета: волосы цветом походили на абрикос или мертвый цветок, кожа, губы и брови были того же оттенка. Перламутровый капюшон скрывал картину, написанную едва ли не в одну краску. А глаза…

До этого ты видела глаза ликтора только единожды. Ликторы сохраняли собственные лица, а вот глаза крали у кого-то еще. Тебе еще повезло, что твое собственное преображение оказалось не настолько разительным. Эти глаза были сонными, песочно-карими, местами их затягивало серое облачное марево, как будто красный ураган несся по планете, рвал атмосферу, насыщенную красной пылью. Выражение лица плохо соответствовало этим сонным и довольно красивым глазам: лицо казалось отталкивающим и неподвижным – и не из-за спинномозгового нерва, как у тебя. Глаза смотрели прямо сквозь тебя, знали, что ты сделала, и давали тебе понять, что никогда тебя не забудут. Возраст не оставил своих следов в уголках этих прищуренных, побитых песчаной бурей глаз, но взгляд их был так же стар, как взгляд Крукса. Что-то во взгляде, которым она одарила тебя – уже после внимательного изучения, – тебя озадачило. А потом пришло негодование.