Харроу из Девятого дома - [15]

Она улыбнулась с откровенной снисходительностью – это как раз было знакомо и напугало тебя. Казалось, что она светится изнутри.

– Доброе утро, моя соратница. Моя коллега, моя союзница. Мне нравятся твои глаза, Харрохак, – как цветочные лепестки в темной комнате. И даже я вынуждена признать, что твои ресницы великолепны. Прекрати закрывать лицо подушкой – я и раньше его видела, и я знаю, что ты выглядишь так, будто твои родители были прямоугольными треугольниками. Надо работать с тем, что есть, как сказал маг плоти прокаженному.

Ты содрогнулась. По шее поползла жаркая волна. Титаническим усилием ты сумела не прикрыть лицо руками, поверить в свою маску из простыни. Усиленные чувства ликтора сделали тебя самоуверенной. Ианта Тридентариус казалась черной дырой, в которой не билось сердце и не существовало мозга. Мозг у нее был – это ты неохотно, но все же признала. Сердце оставалось под вопросом. Она посмотрела тебе в глаза – увидев скорее всего отражение собственной смерти, – и ее рука исчезла под плащом. Ты с размаху впечатала ладонь ей в лоб. Ты не чувствовала ее, она представлялась тебе закрытой дверью в темную комнату. Прикосновение позволило ощутить кости скул, которые ты могла бы извлечь из ее черепа.

– Пока ты ничего не успела сделать, предупреждаю, что ты об этом пожалеешь, – сказала девушка, которая не двинулась и никак не отреагировала на прикосновение твоей руки, разве что ресницы над разноцветными глазами чуть дрогнули.

– У меня есть для тебя письмо.

Она медленно вытащила руку. Все это было бы ерундой, но (кровь застучала в ушах, тебе показалось, что ты слышишь шаги, но они стали голосами, а потом снова шагами) в руке Ианты был зажат листок с четко написанным именем. Харрохак. Это имя было написано твоей собственной рукой. А под ним, помельче, но опять же твоим почерком: «Передать Харрохак немедленно после обретения связности».

Ты посмотрела на письмо. Посмотрела на Ианту. Даже за такой короткий промежуток времени поле боя у нее в глазах успело измениться. Из-под руки ты увидела, что один глаз теперь целиком стал бледно-фиолетовым, как выцветающий синяк или умирающий цветок, а во втором слились голубые и карие пятна. Эта беспорядочная гетерохромия взирала на тебя спокойно и уверенно.

– Не понимаю, какой такой связности, – пожаловалась она. – В смысле, когда я начну узнавать предметы и их названия? Или когда приду в разум – а это значит, что письмо тебе пока не положено? Я вообще не собиралась к тебе подходить после того, как ты откроешь глаза. Ты умеешь только блевать и убивать.

– Откуда ты взяла это? – каркнула ты.

– Ты сама мне его отдала, булочка моя череполицая, – нежно сказала она. – На, забирай. Это твое.

Ты оторвала руку ото лба и взяла письмо. Ты очень боялась, что у тебя задрожат руки и что ты не сумеешь успокоиться. Разглядывая лист под ярким белым светом, ты не заметила ни ошибок, ни признаков подделки: это был твой почерк, а не чья-то копия. Слова были написаны твоей кровью. Коснувшись гладкой пластиковой поверхности, ты представила кончик пера, легкий укол металла, пронзивший губу.

Развернув лист и расправив его, ты поняла, что это была последняя капля плоти, стекшая со скелета: письмо было написано шифром Девятого дома, точнее, твоим собственным, родившимся из личного шифра твоих родителей и переработанным в твои семь лет. Эти слова не мог бы прочитать никто, у кого не было твоих четок, маршала Крукса и примерно сотни свободных лет. Ты прочла:

ГОСПОЖЕ ХАРРОХАК НОНАГЕСИМУС, ИЗВЕСТНОЙ ТАКЖЕ КАК ПРЕПОДОБНАЯ ДОЧЬ ПО ЕЕ ЖЕ СЛОВУ, НЫНЕ – ХАРРОХАК ИЗ ПЕРВОГО ДОМА, ОТ НЕЕ ЖЕ, НЫНЕ ПОКОЙНОЙ.

– Давай, читай, – сказала Ианта, встала и отошла к окну, в лучи света ближайшей звезды.

* * *

ГОСПОЖЕ ХАРРОХАК НОНАГЕСИМУС, ИЗВЕСТНОЙ ТАКЖЕ КАК ПРЕПОДОБНАЯ ДОЧЬ ПО ЕЕ ЖЕ СЛОВУ, НЫНЕ – ХАРРОХАК ИЗ ПЕРВОГО ДОМА, ОТ НЕЕ ЖЕ, НЫНЕ ПОКОЙНОЙ.

ПИСЬМО ВТОРОЕ ИЗ ДВАДЦАТИ ЧЕТЫРЕХ. ПРОЧЕСТЬ НЕМЕДЛЕННО ПОСЛЕ ОБРЕТЕНИЯ СВЯЗНОСТИ.

Харрохак, я пишу эти строки через сорок восемь часов после того, как ты стала ликтором в доме Ханаанском. Когда ты это прочтешь, ты уже не будешь помнить, как писала – эта Харрохак будет давно мертва. Ее воскрешение будет ошибкой, так что его следует избегать любой ценой.

Это письмо не ответит на вопросы. То, что я сделала – назовем это работой, – тебе знать не следует, но это весьма опасно. Вместо этого я расскажу, как тебе прожить остаток жизни. Поскольку твоя жизнь, вероятно, продлится теперь несколько тысячелетий, очень важно не отступать от моих правил. Ты – живая гарантия обещаний, которые я дала. Нарушь их, и из-за границы смерти я заклеймлю тебя еретичкой, отрежу от той, что лежит на замороженном алтаре в сне и в смерти, лишу самой возможности поклонения и шанса поучаствовать в ее воскрешении.

ПРАВИЛО № 1: ОСТАВАЙСЯ В ЖИВЫХ.

Тебе нельзя покончить с собой. Тебе нельзя проявить халатность, которая приведет к смерти. Несчастных случаев следует избегать. Их нельзя рассматривать как приемлемый исход. Успех работы зависит от твоего существования.

ПРАВИЛО № 2: ТЕБЕ НЕЛЬЗЯ ВОЗВРАЩАТЬСЯ В ДЕВЯТЫЙ ДОМ.

Дорога домой для тебя закрыта. Твоя нога больше не должна ступать на эту планету. Не позволяй отвезти себя туда силой.