Хардкор - [56]

— Странно, — сказала Илва, и ее слова прозвучали глухо, отразившись эхом, словно мы находились в пещере. — Совсем недавно было не так холодно. Где спуск в подземных ход?

— Возле старого дуба на том конце поляны. Там, где лежит камень, напоминающий спящего гасторниса. Что-то мне это не нравится. Слышите, какая тишина?

Олег зажег на ладони огонь и поднес к сосульке, наблюдая, как она тает. Саламандра, сидящая в заштопанном мешке, заворочалась у него за спиной. Илва провела пальцем по наклонившейся ветви, соскребая иней, и сломала одну из сосулек. Я услышал как звон, тонкий, будто гудение комара, прокатился по дереву и скрылся под землей. Мне показалось, в глубине завозился кто-то большой и вздохнул, почувствовав добычу. Чужие мысли возникли в голове — Джереон учил меня слышать нелюдей.

«Съесть, — шептали они. — Добыча».

— Назад! — вскрикнул я, отпрыгнул и потащил за собой Илву.

Олег среагировал быстрее, оказавшись за моей спиной. Из-под земли, в том месте, где мы только что стояли, проломав корку льда, выскочили высокие, в мой рост, острые сосульки. Ловушка! Я выхватил меч из ножен и перерубил ледяные копья.

Земля на той стороне поляны вспучилась холмом и лопнула, разбросав в стороны осколки льда и сдвинув в сторону камень. Нечто белое и бесформенное выползало на поверхность. На поляне закружился ветер, наполненный снегом и острым льдом.

— Это ледяной демон! — закричал я, защищая лицо от болезненных уколов.

Олег бросил огненный шар, но сгусток пламени не долетел до цели, его поглотил холодный ветер. Демон открыл пасть, наполненную зубами-сосульками. Илва упала на четвереньки. Миг — и возле меня стояла черная волчица, поскуливающая от страха. Она боялась, но рвалась в бой.

Вокруг нас закружился хоровод зимнего ветра со снегом и льдом. Тело сковало холодом, будто на морозе окатили ведром с водой. Стало трудно дышать. Олег хватал воздух ртом, как вытащенная на берег рыба. Волчица жалась к его ногам.

Я помню, как Лотар кормил своего питомца, забрасывая в банку мышат. Ледяной демон замораживал их дыханием, а потом пожирал, обессиленных, неподвижных, но еще живых. Сейчас хищник ждал на другом конце поляны, пока мы упадем без сознания. Не было сил уйти. Холод его дыхания всё равно нас догонит.

Олег зажег на ладони огонек; сначала едва заметный, он разгорался всё больше, но я видел, каких усилий это стоило моему другу. Меня коснулось тепло пламени, придало сил. Я опустил непослушную руку на рукоять меча, достал клинок из ножен. На металле тут же пробежали ледяные узоры.

— Будьте здесь, — сказал я, а может быть, лишь беззвучно пошевелил губами.

Облачко пара вырывались у меня изо рта

— Что? — спросил Олег.

— Останьтесь здесь, — проговорил я, опустив ладонь на холку Волчицы. — Береги ее.

— Ты точно знаешь, что делаешь?

Огонь на руке Олега заколыхался, погас, но тут же снова вспыхнул.

— Да, — ответил я и, подняв меч, шагнул на поляну.

Прошли несколько минут полета, когда крик рвался наружу, а руки цеплялись за паутину так, что, казалось, потом нельзя будет разжать побелевшие пальцы. В прорехах мелькали серое небо и черные лоскуты полей. Горизонт закрывала стена Железного леса, за которой поднимались башни с зубчатыми крышами и провалами бойниц — ветер нес паучье гнездо к старому маркрафскому замку.

Внезапно воздушный корабль рвануло в сторону, завертело, стропы запутались, один парус выпрямился и забился на ветру, словно тряпка. Корабль бросило к земле. Мы неслись к деревьям, ощетинившимся копьями веток.

— Паруса! — закричал Олег. — Руби паруса!

Я ударил мечом по стропам, но с одного раза перерубить толстый жгут не удалось — клинок лишь перерезал часть веревок и завяз в тугой паутине.

— Чего ты возишься? — Олег кинулся на помощь, и в этот момент две стропы лопнули.

Веревки хлестнули Олега по лицу, парус вырвался на свободу огромным воздушным змеем. Наш корабль стукнуло о землю, раз, другой, и поволокло, разрывая его стены, ломая скрепленные паутиной ветки.

Олег вывалился наружу первым, с коротким криком исчез в образовавшейся прорехе. Илву швырнуло на меня, и мы выпали из гнезда вместе, я — спиной вперед, до боли в легких и мысли о сломанном позвоночнике.

«Минус пять единиц жизни».

Сверху упала Илва.

— Извини, — сказала она.

— Ничего, — ответил я, пытаясь заставить себя дышать.

Спина и легкие — сплошной комок боли. Илва смотрела мне в лицо. Глаза у нее были голубые как небо в солнечный день над шумным городом. Интересно, какого они цвета, когда Илва превращается в волчицу? Глупо, наверное, думать о подобном в такой момент.

— Отпусти, — прошептала Илва.

— Уже, — сказал я, убирая руки с ее талии.

Раздался треск — это паучье гнездо налетело на деревья. Оставшийся парус разорвался, опутав ветки серыми тенетами. Илва поднялась, глядя на приближающегося Олега. Выпачканный в грязи, он шел, хромая на правую ногу. По щеке струилась кровь, и мой друг вытирал ее лоскутом паутины.

— Живые, — сказал Олег и устало опустился на землю возле меня. — Саламандра сбежала.

Он продемонстрировал разорванный мешок.

— Чёрт с ней, — пробормотал я.

В воздухе кружилась мелкая ледяная крупа, падала на застывшую землю, оседала на нашей одежде и волосах. Ветер, гнавший по небу свинцовые тучи, поднимал над заброшенным полем белые вихорки. Стоящий невдалеке покинутый крестьянский дом скрипел незапертой дверью. Наклонившееся пугало — того и гляди упадет, смотрело вырезанными в сухой тыкве глазами на замок маркграфа. На тыкве сидел ворон. Вокруг царили ветряная заверть, холод и запустение.