Характерник - [71]

Полки разошлись вдоль Буга выполнять свои задачи, я с двумя полками занял участок у села Четвертиновка близ Ладыжина, главной османской переправы. Здесь четыре года назад, в 1672 году, войска Дорошенко и Ханенко сошлись в бою против друг друга, первый стоял за осман, второй за Речью Посполитою. Сейчас о той братоубийственной битве, унесшей свыше 3000 казацких жизней, ничто не напоминает, все поросло травой и забвением. Скрытно, ночью, выстроили вдоль берега цепь редутов с валом и рвом для круговой обороны, в каждом оставили по сотне стрелков с большим боезапасом, походную артиллерию - гарматы (фальконеты). Со стороны степи выкопали окопы, там тоже посадили драгун-стрелков, оставшаяся конница скрылась в балке поблизости, наш резерв и ударная сила по бегущему врагу.

Бои с неприятелем на переправе велись с самого утра следующего дня, захватывали обозы, били османские и татарские отряды с правого берега, а затем пришедшие им на подмогу части со стороны Умани. Атака шла за атакой, с обеих сторон, но мои бойцы держались стойко, огнем сбивая напор штурмующего нашу линию обороны неприятеля. Иногда, по сигналу трубачей, вступала в бой наша конница, сметая наступающие вражеские ряды, обескровленных залпами стрелков. Сражение шло два дня, пока к нам на подмогу не пришли полки, совершившие свои рейды по османским тылам. Вместе с ними отбили потерявшие напор атаки, а после принялись преследовать и уничтожать вражеские отряды на нашем берегу. Переходить на другой берег и штурмовать Ладыжинскую крепость, основной опорный пункт осман на этом участке, не стали, такая задача пока преждевременна, сначала надо освободить Умань и очистить его окрестности от неприятеля.

Так, в боях с вражескими отрядами, встававших у нас на пути, дошли до казацкой твердыни - Умани, захваченной неприятелем. Штурмовать ее в лоб не стали, османы наскоро восстановили его укрепления, поставили на стенах и башнях артиллерию, пусть и немногочисленную, неподготовленный приступ приведет только к лишним потерям. Мои полки обошли крепость по кругу, взяли в полное кольцо блокады. Полковой артиллерии, чтобы подавить огонь вражеских пушек у нас нет, придется взять крепость другим путем. Сразу приходит в голову моя с Сирко операция с взятием под контроль стражи ворот и ночной штурм специальными отрядами в наших походах к Газы-Кермен и Крым. Сейчас Сирко нет, но, думаю, после Рождественского побоища для меня не составит проблемы самому справиться со стражей или даже всем гарнизоном крепости.

Передал командиров полком приказ подготовить штурмовые группы с казаками-скалолазами, ночью в условленный час приступить к взятию стен по всему периметру, стражу на них я возьму под свой контроль. Перед самым рассветом приступил к своей операции, без особых трудностей охватил всю крепость своим полем, обозначил ауры стражей, как и в Рождественскую ночь, просто обездвижил объекты своего влияния. Сил на удержание воздействия ушло на этот раз намного меньше, я держал подопечных в фоновом режиме, видел атаку штурмовых отрядов, а потом полков в полном составе, их движение от стен крепости к центру, при этом ауры осман гасли одна за другой. Когда рассвело, вся крепость оказалась занята нашими войсками, практически без потерь.

Еще перед началом похода на Умань предписал всем командирам, от полков до сотен, местных жителей в освобожденных селениях и городах не трогать, только осман и татар, здесь наши люди, обижать их не позволю. Предупредил, за нарушение сего распоряжения взыщу строго, накажу как самих грабителей и насильников, так и их командиров. Пусть пеняют на себя, но не остановлюсь перед самыми строгими мерами, вплоть до казни. По-видимому, проняло не всех, в первый же день после освобождения крепости поступили многочисленные жалобы в мою канцелярию от местных торговцев, кустарей, работных людей, особенно евреев, поляков, русинов на притеснения, грабежи, изнасилование их жен и дочерей. Произошло то, что я собирался изжить в своем народе - жестокость и жажду наживы любым путем, даже против своих соседей.

Я потворствовал таким выходкам лихих воинов в захваченных вражеских городах, крепостях, но на своей земле нельзя. На следующий день собрал на центральной площади Умани на круг всех казаков своего войска. Когда оживленно гудящий народ, гадающий по столь необычному в походе событию - общему собранию, немного угомонился, вышел в центр круга и громко, на всю площадь, произнес: - Братья казаки!

Казаки замолкли, тысячи глаз ожидающе смотрели на меня. Так же громко продолжил, выговаривая с небольшой паузой каждое слово:

- Собрал я вас на суд над своими товарищами, преступившими божьи заповеди и законы нашего братства. Перед походом мною был дан приказ, местных людей не обижать. Мы не тати, а братья, пришедшие на помощь. Объявили ваши командиры сей приказ?

В настороженно молчащем строю в нескольких местах раздались ответные крики: - Объявили, пан есаул!

- Какое же наказание по закону товарищества следует за неисполнение приказа командира в боевом походе?

Минуту стояла тишина, никто не хотел выносить приговор своим товарищам за пустяшное по мнению многих казаков прегрешение. Наконец, кто-то не выдержал нервного напряжения, повисшего на площади, возмущенно выкрикнул: