Ханская дочь. Любовь в неволе - [93]

Майор, казалось, заинтересовался:

— И что такому, как ты, нужно от генерала Любекера? — По-русски он говорил чуть лучше, чем лейтенант.

Сирин сбросила с себя страх, словно грязное платье, и чувствовала только взвинченность. Она посмотрела на майора равнодушно и спокойно, как на докучливого караульного:

— Передать ему поклон от пары его добрых друзей… и предупредить генерала.

— О каких друзьях идет речь? И от чего ты хочешь предостеречь генерала?

— Об этом я буду говорить только с ним лично. — На мгновение Сирин испугалась, что зашла чересчур далеко, и поняла, что успех дела сейчас балансирует на лезвии ножа. Недовольный майор, казалось, готов прямо сейчас отдать ее палачу. Но он хмуро высморкался и ткнул пальцем в лейтенанта:

— Ты можешь возвращаться, Нильсон! А ты, русский, спешивайся.

Майор окликнул солдата в грязнейших штанах и приказал ему взять лошадь.

— Да хранит тебя Бог… — сказал швед пленнику, — если ты приехал только для того, чтобы отнимать время у генерала.

Сирин глубоко вздохнула, надеясь, что ее вскоре проведут к Любекеру, тогда не придется иметь дела с другими высокопоставленными офицерами. Майор отвел ее к месту, где расположился на привал авангард шведского войска.

Было видно, что топкая почва с трудом выдерживает гати даже без людей — опорные бревна на глазах уходили все глубже. Несколько офицеров, словно на острове, сгрудились на пятачке твердой земли — их окружала охрана из солдат с ружьями на изготовку. Командиры жарко говорили о чем-то, по всей видимости, обсуждали, стоит ли обогнуть этот участок болота или все дело только в том, чтобы взять более длинные сваи. Одеты они были почти так же роскошно, как и майор, сопровождавший ее. Впрочем, генерала Сирин отличила тотчас же — по его манере держаться, но главным образом по подобострастным лицам стоявших поблизости.

Одет Любекер был не столь нарядно, как ее конвоир, но все же генерал был весьма элегантен и подтянут. Синий мундир сидел на нем как влитой, кожаные, отблескивавшие лаком черные сапоги доходили до колен, на голове у него красовалась черная широкополая шляпа, украшенная единственным пером, на шее генерал носил толстую цепь с медальоном, через грудь наискосок шла широкая желтая перевязь, а на кожаном поясе покачивался кинжал.

Когда майор подошел к нему, генерал рассерженно обернулся, видимо, речь действительно шла о чем-то важном:

— Что случилось, Бергквист?

Майор отдал честь и угрожающе поглядел на Сирин — выражение его лица не сулило гостю ничего хорошего, если окажется, что генерала потревожили зря.

— Позвольте доложить, господин генерал. Этого русского взяли в плен здесь недалеко, он настаивает на разговоре с вами.

Любекер казался удивленным, все же прапорщик был не тот чин, который мог настаивать на встрече с генералом.

— Кто ты такой и чего тебе надо? — спросил он Сирин по-русски, говорил генерал с сильным акцентом, но довольно уверенно.

— Меня зовут Владимир Сафронович Бутурлин. Мне поручили приветствовать вас от имени людей, которых я могу назвать только наедине, — ответила Сирин, стараясь говорить как можно спокойнее.

Любекер некоторое время стоял в нерешительности, потом кивнул:

— Заберите у него оружие и обыщите — нет ли где спрятанного кинжала, — приказал он Бергквисту. Тот подозвал двух солдат, они забрали саблю Сирин и обыскали ее. Рука одного из них скользнула прямо по ее туго перевязанной груди, но солдат ничего не заметил. Сирин призвала на помощь все самообладание, чтобы не выдать себя неуместным испугом. Солдаты отрапортовали Бергквисту что-то, что должно было, по-видимому, означать, что оружия не найдено.

— Хорошо. Иди за мной, — Любекер отошел на несколько шагов в сторону. — Теперь говори, зачем ты прибыл.

Сирин быстро перебрала в уме имена, которые называл Сергей:

— Я… должен… должен передать вам поклон от майора Лопухина и полковника Яковлева, ваших добрых друзей.

Имена эти ничего не говорили генералу, но ему было известно, что в России далеко не все согласны с идеями Петра, в том числе и некоторые военные. Кроме того, о роде Бутурлиных он был наслышан. Этот боярский род утверждал, что ведет свое происхождение от Владимира Мономаха, а через него — от Рюрика, а значит, вполне может соперничать в знатности с Романовыми. А предки нынешнего царя были одной из боковых ветвей династии Рюриковичей, да и это родство находилось под сомнением.

Поэтому имя нежданного гостя пробудило в Любекере любопытство, несколько усыпив его постоянное недоверие.

— И чего же хотят эти господа?

— Предупредить вас, — ответила Сирин. — Если вы и дальше продолжите путь прямо на Петербург, то скоро попадете в засаду.

— В засаду? — Любекер скептически улыбнулся.

Сирин кивнула:

— Так точно! Царь, черт бы его побрал, приказал укрепить город. Он даже корабли для этого использовал.

— Корабли? — удивился генерал.

— Да! Царь называет их «плавучие бастионы» и утверждает, что их пушки заставят вашу милость отступить. В Санкт-Петербурге множество кораблей, которые способны за короткое время переместиться из одного конца города в другой — по Неве или каналам. Кроме того, эти иноземцы, голландцы, как они себя называют, прислали ему в помощь два очень больших корабля.