Ханская дочь. Любовь в неволе - [2]

— Поклянешься ли ты пощадить мой народ, если мы сложим оружие?

Этот вопрос не был неожиданностью. Отдельные отряды казаков, словно вихрь, налетали на селения инородцев и не щадя рубили всех, кто попадался им на пути.

До сих пор Тарлову удавалось держать людей в подчинении, вот и теперь он совершенно не хотел устраивать бойню.

— Если ты поклянешься в верности царю, заплатишь ясак[3] и выдашь заложником своего старшего сына, я не трону твоих людей!

От слов русского офицера Монгур-хан пришел в замешательство. Его жены родили ему много дочерей, он и сам не мог сосчитать сколько, но только два сына было у него: старший, Бахадур, два года назад погиб во время распри между племенами, а младшему было только четыре года. Выдать ребенка врагу значило обречь его на верную смерть от дорожных тягот. А если сын и выживет — они превратят его в русского, заставят забыть Аллаха, научат становиться на колени перед попами в золотых одеждах и лизать им руку, как собака.

Монгур беспомощно повернулся к родичу:

— Дай совет, как мне быть!

Кицак еще раз поглядел на казаков, каждое мгновение их ружья могли разразиться градом смертоносных пуль. Он понял, что осталась единственная возможность спасти свою жизнь и жизнь соплеменников.

— Ты должен согласиться, Монгур. Аллах справедлив, он защитит Угура или подарит тебе другого сына.

— Аллах не помог нам победить в этой войне, разве он поможет нам теперь?! — яростно выкрикнул Монгур и сам испугался своих дерзких слов. В глубине души он знал, что Кицак прав: ему не оставалось ничего другого, как испить до дна чашу бедствий. Монгур покорно склонил голову.

— Мы сдаемся, казак! — тихо проговорил хан, с сожалением бросил на землю ружье, которое выменял у русского купца за связку собольих шкурок, и, подняв руки, медленно пошел к русскому офицеру.

Когда прочие татары последовали примеру предводителя, Тарлов облегченно выдохнул. От их отряда осталось едва ли восемьдесят человек, но они доставили ему и его людям больше проблем, чем все остальные мятежники, вместе взятые. И хотя казачий отряд превосходил их числом, преследовать татар пришлось несколько дней, да и загнать их в ловушку удалось с трудом.

Торжествуя, он вглядывался в посеревшие от разочарования лица мятежников. Многие из них были ранены, но в глазах горела нескрываемая ярость: русские победили хитростью, а это было унизительно.

Сергей чувствовал себя почти таким же изнуренным и обессиленным, как и пленники, но показать свою слабость не мог. По-военному прямо сидя в седле, он приказал казакам связать пленников, дав им возможность промыть и перевязать раны. Затем спешился и шагнул навстречу своему вахмистру, коренастому мужчине невысокого роста. Он был почти вдвое старше Тарлова, грубое лицо его казалось вырубленным из цельного куска дерева, а светлые волосы свалялись и потемнели.

— Хорошо, что вы не пригнали сюда этих проклятых татар чуть раньше, капитан. Когда мы подъехали к скалам, эти дикари уже маячили на горизонте. Если бы они больше смотрели на то, что находится впереди, и меньше обращали внимания на вас, они бы точно нас заприметили, — доложил Иван Добрович, которого все в отряде называли просто Ваней. Он был страшно доволен, что план командира удался и что в этом была и его заслуга.

Сергей хлопнул его по плечу:

— Ты и твои ребята славно поработали! Мы захватили их, не потеряв ни одного человека. Генерал Горовцев будет рад услышать это.

Ваня отмахнулся:

— Да откуда ему узнать? Он возвращается назад, и вряд ли его заботят эти непокорные дикари, зато комендант Мендарчук водочки не пожалеет! — И Ваня облизнул губы, предвкушая застолье в честь победы. Тут он вспомнил, что в седельной сумке у него еще осталось полфляги водки.

— Может, хлебнем по глоточку, Сергей Васильевич? — И, не дожидаясь ответа, побежал к скалам, где были оставлены лошади.

Тарлов не думал о водке — его мысли занимал пленный хан, которого уже вели к нему двое казаков. Тарлов вытянулся и попытался принять грозный вид.

— Было большим просчетом с твоей стороны поднимать оружие против русского царя, но ты уже поплатился за это, потеряв своих людей! — сказал Тарлов.

Монгур, прищурившись, рассматривал молодого офицера. Русский был почти на голову выше его, но выглядел куда стройнее и изящнее. Широкие плечи были плотно обтянуты зеленым сукном мундира, в светло-голубых глазах светилось любопытство, а лицо было по-юношески привлекательным, но, пожалуй, слишком мягким. «Молокосос, — думал хан в ярости, — он сумел провести меня!» Этот русский обманул его, опытного воина и предводителя татарских племен, заманил в ловушку. Монгур почти слышал, как смеются над ним старейшины других племен. Ему хотелось схватить мальчишку и переломить ему хребет, но хан понимал, что от него сейчас зависела судьба всего племени. Один неверный шаг, и его народ будет уничтожен: псы русского царя не знают жалости. Все в нем противилось тому, чтобы покориться этому русскому, но выбора не оставалось. Хан склонил голову и принял смиренный вид.

— Ты победил, великий воин, и теперь я прошу лишь о милости. Наши жены и дети голодают в степи, а наши враги рыщут вокруг, словно волки возле овечьего стада. Отпусти нас, и мы до скончания времен будем возносить имя твое.