Ханская дочь. Любовь в неволе - [11]

— Разве ты не оставишь слуги своему сыну, хан?

Монгур недобро усмехнулся:

— К чему? Бахадур сам может позаботиться о себе. Пускай теперь ему служат ваши люди.

Но тут ему в голову пришла мысль, что он может выдать себя, не попрощавшись с Сирин. Он спешился, бросил повод Кицаку и подошел к дочери. С неприятным удивлением хан обнаружил, что ему приходится смотреть на девчонку снизу вверх.

— Что бы ни случилось, сын мой, помни: ты живешь во имя своего народа! — произнес он торжественно.

Сирин покорно кивнула, стараясь сглотнуть комок в горле и унять сердце, трепещущее в груди как птичка.

— Я не посрамлю чести нашего народа, отец!

Ее голос срывался и дрожал, и Монгур был доволен:

— Я знаю. Да хранит тебя Аллах, сын мой!

Разыгранная сцена должна была поразить русских, Монгур был в этом уверен. Довольный, он вспрыгнул на лошадь и едва сдержался, чтобы тут же не пустить ее галопом.

— За мной! — раздался его отрывистый приказ.

Сирин глядела вслед воинам своего племени, которые один за другим выезжали из крепости, — теперь она была одинока, как только может быть одинок человек в голой степи. Казалось, земля качнулась под ногами, и она испуганно оглянулась, ища Сергея Тарлова, которому передал ее русский по имени Ваня.

Он беседовал с полковником, не обращая никакого внимания на юного татарина. Затем он окликнул Ваню и приказал:

— Отведи татарина к другим заложникам!

С этими словами он отвернулся и направился к комендатуре вместе с полковником и другими офицерами.

Из грубо сделанного шкафа, который вместе со стульями и столом составлял всю обстановку комнаты, полковник достал папку, повернувшись к иконам, он положил на грудь крестное знамение, а затем обратился к офицерам:

— Вчера пришел приказ, он касается многих из вас, господа. Думаю, он будет последним, который вы получите от меня. — В голосе полковника печаль мешалась с облегчением. С войной на западе нельзя было не считаться — царю требовался каждый, способный держать в руках оружие, и прежде всего офицеры. Побывавшие в сражениях, знакомые с горьким запахом порохового дыма, они не дрогнут и не прикажут трубить отступление, едва завидев вдали чужое знамя. Приказано было отправить офицеров, заместителя коменданта и обоих поручиков, служивших под началом Мендарчука уже немало лет.

Мысли эти нагнали на полковника меланхолию, молодые же офицеры, напротив, оживились. Кирилин был просто счастлив, ему давно уже не терпелось вернуться в столицу, где только и можно было сделать карьеру. Сергей же до сих пор считал позорным свое бесславное отступление под Нарвой, а потому всей душой стремился сойтись со шведами в бою еще раз. По обычаю, прежде чем полковник зачитает приказ, положено было поднять рюмки.

Мендарчук взглядом обвел офицеров:

— Ну, за матушку Россию, которая одолеет всех врагов!

— За Россию! — дружным хором отозвались офицерье, выпили и грянули рюмки о пол.

— И за то, чтобы мы наконец-то разбили проклятых шведов, — вполголоса прибавил Тарлов.

Полковник достал из папки два листа.

— Царь требует отправить в армию всех, кто не участвует в борьбе с неприятелем, и сделать это следует как можно быстрее. Кирилин, вы с вашими гренадерами завтра же отправляетесь маршем на Москву, дабы воссоединиться там с основными силами полка. То же касается Войчинского, которому отдаются под командование драгуны Тарлова.

Сергей сжал кулаки так, что пальцы побелели. На время сражения с восставшими он передал свою роту Войчинскому, ему же под начало поставлен был казачий отряд. Но он не терял надежды самому вести свою роту на запад. Теперь же его охватил страх — он мог остаться в Сибири, тогда как центральная часть России полыхает пожаром войны.

Дальнейшие слова Мендарчука только усилили его тревогу.

— Восстание подавлено, а потому и в крепости мне не нужно больше ста двадцати казаков и тридцати солдат царской армии. С остальными вы, Игорь Никитич, выступите на Москву послезавтра, вас будут сопровождать поручики Борзов и Челпаев.

Тарлов не мог долее сдерживать волнение:

— А что в отношении меня, Борис Михайлович?

Кирилин насмешливо глянул на него и хотел уже съязвить, что Сергей останется в крепости заместителем Мендарчука, но полковник сказал:

— А вам, Сергей Васильевич, поручено доставить в Москву заложников и проследить, чтобы в пути все было благополучно.

С удовлетворением Мендарчук заметил, как у Кирилина заиграли желваки, а насмешка уступила место откровенной зависти. Это почетное поручение полковник приберег именно для Тарлова — юный офицер внес самый значительный вклад в подавление восстания, во многом благодаря ему дело закончилось быстро и обошлось почти бескровно. И если Тарлов достигнет столицы в срок, представив царю всех заложников в добром здравии, его ожидает повышение. В отличие от Кирилина, выходца из знатного рода, Тарлову приходилось рассчитывать лишь на свои способности.

Ослушаться приказа Сергей не мог, но досада его была заметна, ему было противно выступать в роли няньки для кучки дикарей, пока товарищи воевали на поле боя.

Но приказ есть приказ, и он требовал подчинения. Кирилин заметил разочарование Тарлова и охотно предложил бы ему поменяться поручениями, но командир драгун никак не мог принять командование гренадерской ротой, а потому идея была невыполнима.