Ханна - [23]

— Но кошка, на картине Стэнниша Уитмана Уилера? Не знаю, мне кажется, это неуместно.

— А он против?

— Не уверена. Он не отказался прямо. Думаю, он понимает, что у неё тонкая натура.

— Кто знает. Возможно, он разрешит ей позировать с кошкой, а потом закрасит её, если сочтёт, что так будет лучше, — сказал мистер Хоули. — Помнишь, как он поменял платье Беттине Латтимор и убрал с картины вазу орхидей — лучших орхидей из её собственной оранжереи? У него есть своё видение реальности. Но мне кажется, он, как правило, соглашается с заказчиком. Ему ведь не нужно, чтобы она позировала в дурном настроении.

— Разумеется. Но ты уверен, что он пойдёт нам навстречу? Он ведь хотел, чтобы мы переставили вазы в музыкальную комнату.

— Я знаю, и я категорически этому воспротивился. Но рисует он не меня, так что я могу пребывать в дурном настроении, сколько мне будет угодно, а ты знаешь, как я это умею, дорогая! Я хочу, чтобы девочки позировали в салоне. Чтобы по картине сразу было видно, что это Бостон. Мы бостонцы, пусть и проводим столько времени за границей.

— И что же будет видно по картине с кошкой?

— Строго говоря, кошка — тоже бостонка.

Эдвина Хоули залилась смехом.

— Ах, Орас, милый, как же ты умеешь меня развеселить!

В этот момент Ханна ускользнула через боковую дверь. Если хозяева и заметили её, они ничего не сказали. Может быть, им было всё равно. Ханна стала для них невидимкой. В девочке сейчас боролись два чувства. С одной стороны, быть незаметной очень полезно. Но при этом она для хозяев как мебель — неодушевлённый, бесчувственный предмет. «Меня нет! — подумала Ханна. — Я для них не существую! Но разве я не создана для чего-то большего?» Ей сейчас казалось, так же, как ещё совсем недавно на поезде, уносившем её в Салину, что у неё отняли нечто важное.

Когда Ханна вернулась на кухню переодеваться из парадной формы в обычную, она увидела, что миссис Блетчли просматривает вместе с мистером Марстоном список дел к званому вечеру. У миссис Блетчли всё время был в руках какой-нибудь список — то список покупок, то меню, то распорядок дел. Повариха прищурилась на листок бумаги, потом подвигала его к себе и от себя, как будто играла на тромбоне.

— Сюзи, где мои очки? — вопросила она. Одной из главных обязанностей Сюзи было следить за очками миссис Блетчли — повариха наотрез отказывалась повесить их на цепочку и носить на шее, жалуясь, что они мешают ей готовить.

— Вот, миссис Блетчли.

— Спасибо, милая, — кивнула повариха, нацепила очки, но на список всё равно посмотрела прищурившись. — Вот и славно. Так, Ханна, ты сегодня подаёшь ужин в детской — для мисс Ардмор и Этти. Постараюсь приготовить им что-нибудь вкусненькое — ты же знаешь, как Этти надувает губки, когда её не пускают к большим на праздник.

— Ах, миссис Блетчли, позвольте, я вас перебью, — сказал мистер Марстон. — Я позабыл сказать Ханне, что её обязанности несколько изменились. Миссис Хоули пожелала, чтобы вы каждое утро поднимались наверх после того, как закончите с делами внизу, и заплетали косы Этти. Полагаю, что на самом деле это было пожелание Этти. — Краем глаза Ханна заметила, как мистер Марстон приподнял бровь и слегка кивнул миссис Блетчли, как будто весело и вместе с тем одобрительно. Затем дворецкий добавил: — А желания мисс Этти обычно исполняются.

Но девочка подумала: одобрил бы мистер Марстон это решение, если бы знал, что Этти собирается с ней «болтать», пока Ханна заплетает ей косы? Не считается ли такая «болтовня» неуместной, не нарушают ли такие разговоры строгую границу между миром господ и миром слуг?

11 «СЛИВКИ» БОСТОНА

Ханне казалось, что день тянется уже целую вечность. «Всего половина седьмого, а сколько ещё дел осталось!» — думала девочка, поднимаясь по чёрной лестнице. Блюда для «детского обеда» она отправила наверх на лифте, и теперь нужно было накрыть на стол. Ханна открыла дверцу лифта на третьем этаже и прислушалась к голосам, доносящимся из комнат.

— Дейз, — говорила миссис Хоули, — скажи Лайле, что ей пора вылезать из ванны, иначе Кларисса не успеет выкупаться.

Из-за угла появилась Флорри, которую было едва видно за горой бирюзовых шёлковых воланов.

— Что это у тебя? — спросила Ханна.

— Платье мисс Лайлы. Настоящий Чарльз Уорт. Это у неё первое.

— А что значит «Чарльз Уорт»?

— А, самый знаменитый дом моды в Париже, — ответила Флорри.

Дейз пробежала по коридору обратно, безуспешно попытавшись заставить Лайлу выйти из ванны.

— Это невозможно! Вот ведь какая! — сердито пробормотала она.

Потом Кларисса в одном халате вылетела из своей комнаты и ринулась в гардеробную матери.

— Mama! — сказала она тоном, который вовсе не вязался с обычным благодушием Клариссы. — Mama, она говорит, что пустит меня в ванну, только если ты дашь ей свои изумруды.

— Это просто смешно. В её возрасте не надевают антикварные украшения. Она будет похожа на старуху.

— Я разберусь, мадам, — объявила Розанна и решительно выдвинулась из гардеробной. Весь облик камеристки говорил о силе характера и непреклонности. Она не терпела глупостей, особенно когда дело касалось её госпожи, которой она была беззаветно предана. Ханна и Дейз проводили Розанну восхищёнными взглядами. Качая широкими бёдрами и шурша юбками, она прошествовала по коридору, словно могучий парусный корабль, подгоняемый попутным ветром. Через минуту Лайла была выдворена в свою комнату, а Кларисса — водворена в ванну.