Хан Кене - [28]

* * *

Птенец в первом же полете возьмет то, что видел в гнезде. Агибай, воспитанный матерью, сразу же прославился как бесстрашный батыр. С восемнадцати лет примкнул он к сыновьям Касыма-тюре, и с тех пор не проходило ни одного сражения, в котором он не участвовал бы с ними плечом к плечу. В опытного, закаленного как сталь и умудренного в бранных делах воина превратился он за эти годы.

* * *

На громадный утес среди моря цветов был похож стоящий в дворцовом саду батыр. Лишь по пристальному взгляду, брошенному им на подходивших к нему султанов, стало понятным, насколько он взволнован. Но он ни о чем не спрашивал, и только юный Ержан не сдержался:

— Вам, коке, удалось поговорить с ним?..

— Поговорили, сынок, — ответил на ходу его дядя Есенгельды. — Теперь будем ждать разговора с Мадели-ханом…

Ержан понял, что больше ни о чем спрашивать нельзя. И батыр Шубыртпалы-Агибай понял, что если предстоит беседа с самим ханом, то, значит, с куш-беги не удалось прийти к какому-нибудь соглашению.

Придя в рабат, братья-султаны уединились в своих покоях и принялись вспоминать и обсуждать весь разговор с куш-беги с самого начала. Несмотря на то что куш-беги Бегдербек был так вежлив с предупредителен, они чувствовали что-то не то в его поведении. Решили сразу же по окончании переговоров с ханом Коканда возвращаться к своим. Сам воздух здесь был припитан изменой.

Чтобы тревога не передалась находящимся с ними туленгутам, султаны никому ничего не сказали о своих подозрениях. Лишь, оставшись наедине, предупредили батыра Агибая, чтобы он не выпускал из вида Ержана все время, когда они будут у Мадели-хана.

— Да повнимательней следи за конями, чтобы ненароком не перегнали в другое место! — хмуро добавил Саржан.

Их лошади содержались в конюшне караван-сарая по соседству, а седла хранились в одной из передних комнат этого же рабата. За лошадьми присматривали конюхи-узбеки, туленгуты с Агибаем только изредка проверяли их…

— Хорошо! — коротко бросил батыр и направился к выходу. Он догадывался, что происходит что-то неладное, что его дело было вступить в прямую борьбу, когда уже надо было браться за оружие.

Солнце клонилось к закату. Чтобы убить время, а заодно успокоиться, Есенгельды достал из кармана и принялся перебирать свои четки. А Саржан достал из валявшейся поодаль переметной сумы кремень и, словно перед боем, взялся точить свой и без того острый кинжал…

* * *

После ухода султанов куш-беги сидел некоторое время в глубоком раздумье. Он все еще переживал тот момент, когда Саржан схватился за свой кинжал. У самого горла почувствовал он его тогда. Кровожадные люди всегда трусливы…

А в этом богатом кровавыми событиями городе не было человека более кровожадного. Благодаря этому высокому качеству, столь ценимому в государствах типа Кокандского ханства, он и выдвинулся так быстро. Особенно помогли ему казахи, которых он дочиста ограбил вместе с знаменитым палачом Якуб-беком — правителем Ак-Мечети. В народном творчестве сырдарьинских, созакских и чуйских казахов на века сохранились их имена!

Из-за своей звериной жестокости и понравился он молодому изнеженному правителю Коканда. Но этого ему уже было мало. Как раз снова стала входить в силу древняя Бухара, и эмир ее начал посматривать в сторону Ташкента. Коканд раздирали всевозможные усобицы и противоречия, а куш-беги Бегдербек по природе своей каждую прожитую минуту готов был к предательству. К тому же и женат он был на бухарке…

Куш-беги знал пропасть, куда, в угоду бухарскому эмиру, легко мог упасть молодой Мадели-хан… Ханпадшаим, мачеха его! Солнцем и луной одновременно недаром называли ее поэты. На земле не было мужчины, а на небе ангела, который бы не шагнул в сторону с праведного пути, лишь один раз увидев ее. Сразу вспоминалась Ева, совратившая Адама. А потом забывалась, потому что ничего не оставалось на свете, кроме огромных, вечно смеющихся черных глаз и необъяснимо грациозных движений этой волшебницы…

Самое важное, что она — мачеха слабовольного, развращенного с детства хана Коканда. Когда они почувствуют запах друг друга, что остановит их?.. Разумеется, безмолвны каменные стены дворца. Но разве есть тайны, которые можно скрыть от эмира бухарского, высочайшего знатока и хранителя заветов пророка в этом погрязшем в грехах мире!..

Действительно, сможет ли тогда он, ташкентский куш-беги, взять на себя смелость защищать преступника, осквернившего устои ислама? Ибо что может быть более мерзостным и богопротивным, чем соединиться плотью с женой своего отца. Весь мусульманский мир проклянет и отвернется от святотатствующего хана!..

Да, таковы его обязанности перед исламом. А великий эмир бухарский конечно же учтет его рвение в служении законам пророка. Кого-то же нужно будет сделать правителем всего Коканда…

Есть и другая причина, по которой очень важно пребывание здесь Мадели-хана. Сыновья Касыма-тюре степные султаны… Конечно, хан Коканда не имеет к ним отношения. Но разве не предусмотрительно будет, если предстоящие события совершатся именно тогда, когда в Ташкенте находится сам хан. Осторожность никогда не повредит. Если волчье отродье Аблая узнает, что все это — дело рук куш-беги, то ему, может, придется плохо. Целая свора их расплодилась от тридцати одного сына и сорока дочерей. И память у них волчья…