Хан Хубилай: От Ксанаду до сверхдержавы - [91]

Классической эту пьесу сделал не сюжет, а ее поэтический язык, придавший ей эпическое величие. Доу Э — отнюдь не обыкновенная девушка. Целомудренная, послушная, жертвующая собой, она является фигурой типа Жанны д’Арк, символом страдающей нации. Когда ее мучают — как монголы мучают Китай, — законы Неба переворачиваются с ног на голову, и в мире правят коррупция и глупость. «Добрые страдают от нищеты и недолгой жизни, злые наслаждаются богатством, знатностью и долгой жизнью», — поет она. Но добродетель не может всегда оставаться презираемой. Смерть героини побуждает Небо к действию, к возвращению справедливости в несправедливый мир — великие темы, обеспечившие выживание пьесы в нескольких позднейших версиях, в том числе идущей в наши дни в Пекинской Опере.

* * *

Хубилай принес в Китай некую меру стабильности и надежности, которых тот не знал веками. Сносные уровни налогообложения, власть закона, благожелательная или в худшем случае нейтральная политика по отношению к искусству, общественные работы для общего блага — можно сказать, что он принес своему народу некий уровень счастья. С этим согласился бы крошечный процент населения, его элита — высокопоставленные монголы, высокопоставленные китайцы, мусульманские купцы. Но неужели 100 миллионов стали жить хуже?

Мы никак не можем знать этого, поскольку счастье в нашем понимании данного слова вышло на первый план только в XVIII веке. Недавно оно вновь сделалось самостоятельной темой; сейчас, на основе опросов, статистики и анализов, мы можем оглянуться назад и поспорить. Как указывает Ричард Лэйард в своей книге «Счастье: уроки из новой науки», одним из определений счастья является ощущение, что сегодняшний день лучше, чем вчерашний. Огромная масса народу в Китае XIII века начала с весьма низкого положения. Эти люди наверняка и после по-прежнему боялись голода, болезней и наводнений, сборщиков налогов, «акул кредита», чиновника, стремящегося насильно забрать людей на принудительные работы; но они также знали, что два поколения назад миллионы погибли и еще миллионы были изгнаны из своих домов, в то время как по крайней мере с 1276 года у них царит мир. Они могли трудиться с большей, чем прежде, надеждой, что их труды не пойдут прахом. В средневековом Китае никто не спорил, что целью правительства является увеличение суммы человеческого счастья, но Хубилай и его сановники каким-то образом, трудясь ради создания стабильности, преемственности и национального богатства, сумели достичь если не наибольшего счастья для наибольшего числа людей, то, по крайней мере, снижения несчастья на 25 или 30 лет.

Часть четвертая ЗИМА

Глава 13 КАМИКАДЗЕ

В 1280 году, после завоевания юга, Хубилай смог снова обратить взор в сторону Японии. Ему было уже 65 лет, и время поджимало. Но подгонял его не только возраст. Он вел себя как одержимый, стремясь как осуществить честолюбивые устремления своего деда по завоеванию всего мира, так и наказать эту «маленькую страну», имевшую безрассудную смелость сопротивляться ему. Для императора, столь чувствительного, когда затрагивался вопрос о его собственной легитимности, он, как всегда, твердо решил как можно скорее проявить себя истинным властелином.

В описаниях этой кампании до недавнего времени преобладала японская точка зрения, так как победа осталась за японцами, а история больше принадлежит победителям, чем проигравшим. Повесть эту рассказывали часто: могучий китайский флот собирался сокрушить злосчастных, отставших от жизни японских самураев, когда на помощь японцам пришли сами небеса, наслав тайфун, отправивший флот Хубилая в небытие. Вскоре после этого японцы назвали тот шторм «божественным ветром», камикадзе (слово коми имеет также смысл «бог», «дух» и «высший»), ссылаясь на него как на доказательство, что Япония находится под защитой Неба. Это подходило правящей элите, власть которой отчасти зависела от веры в ее способность совершать правильные религиозные ритуалы. Именно с целью навеять мысль о небесной защите, японских пилотов-самоубийц времен Второй Мировой и назвали камикадзе: они были новым «божественным ветром», который должен обеспечить защиту от иностранного вторжения. Вплоть до самого поражения Японии в 1945 году мысль об этом успокаивала население.

Однако проведенные в 2001 году исследования установили, что это миф. Почти 800 лет спустя обнаружилось, что японцы были куда более способны к отпору, чем традиционно принято считать. Их спас вовсе не божественный ветер, а монгольская некомпетентность и японская боевая мощь.

Эта операция дурно пахла с самого начала. Хубилай утратил связь с реальностью и, подобно Гитлеру во время Сталинградской битвы, казалось, верил, что само решение атаковать неизбежно приведет к победе, словно оно одно разрешает все военные проблемы. Он переоценил свои силы, недооценил силы противника, требовал невозможного, игнорировал проблемы тылового обеспечения и командования, не принимал в расчет погоду, невзирая на неудачу, случившуюся шесть лет назад.

Чтобы гарантировать успех, Хубилаю требовался больший, чем прежде, флот для перевозки более крупных сухопутных сил, а для этого требовалось содействие Кореи, против воли ставшей его вассалом. Но Корея перенесла тяжелый удар разгрома 1274 года. У страны конфисковали запасы зерна, а юношей призвали служить кораблестроителями и воинами, оставив трудиться на полях только стариков и детей. В стране не было ни урожая, ни человеческих ресурсов. Хубилаю пришлось пять лет слать продовольственную помощь, чтобы не дать Корее совсем обезлюдеть, и она была не в состоянии обеспечить флот всеми нужными кораблями. Большую часть их пришлось перегнать с юга, из бывшей империи Сун, отобрав у местных жителей, не желавших с ними расставаться.