Хан Файр - [2]

Долго считать вовсе не требовалось, Хэгши дала ему эти несколько минут, чтобы он освоился и успокоился. Вот дыхание стало ровным. Даже слишком.

Она обернулась.

Хан спал в кресле, запрокинув голову.

Не разбудить — обидится, разбудить — невозможно.

Через два часа он проснулся, сконфуженный и злой на себя. Впрочем, стыдиться тут нечего, внезапно пришла мысль, словно откуда-то извне. Просто устал, все обычно и естественно. Хан вдруг успокоился, не осознав этой перемены в себе и, тем более, не догадавшись о ее причине.

Хэгши обернулась к нему.

— Голограмма готова, можно посмотреть, как вы будете выглядеть после операции. Слышали о голографии?

— Да, у нас уже изобрели, но я ни разу не видел.

— Сейчас увидите. Смотрите туда, к дальней стене.

У стены в столбе света возникла фигура обнаженной девушки. Действительно «голо», сострил мысленно Хан, краснея. Если бы не этот столб света и не неподвижность, девушка выглядела бы реальной, живой. Хану стало не по себе.

Рядом с первой голограммой появилась вторая — фигура юноши, как две капли воды похожего на девушку, одного роста. Световые цилиндры Хэгши сделала специально, чтобы не было слишком сильного впечатления.

— Слева — это вы сейчас, а справа — каким вы будете. Размеры коррекции фигуры в плоскости в земных мерах следующие: ширина плеч увеличивается на пять сантиметров, на столько же уменьшается ширина бедер, запястье — плюс два миллиметра, ширина пальцев — плюс полмиллиметра, их длина — плюс пол-сантиметра, ширина ладони — плюс миллиметр.

— Мне кажется, коррекция маловата, — осторожно сказал Хан, не в силах скрыть недовольство.

— Иначе нарушится гармония.

— Нельзя ли осуществить более радикальную коррекцию? — спросил он с таким видом, словно вниз головой в воду бросался.

— А именно?

— Прежде всего — рост. Сто шестьдесят пять сантиметров — для парня это смешно. Должно быть хотя бы около ста девяноста. Ну, и соответственно — фигура с мускулатурой. Вроде Арнольда Шварцнеггера. Такие вот у меня преувеличенные представления о мужественности…

Самоирония — явно постоянная его манера, средство самозащиты.

— …А длинные волосы оставлю. Это не признак пола. Длинные волосы, например, у индейцев. И в мужестве, и в мужественности им разве что расисты откажут! — с неожиданной яростью продолжил Хан. И тут же сильно смутился. — Так можно ли осуществить подобную коррекцию?

— Да. Но не советую. Нарушится координация движений, восстанавливать ее долго, сложно и не всегда удается полностью. Вы не можете не понимать, как это важно.

— Конечно, — обескураженно согласился Хан. — Мужчина — защитник. Он должен уметь драться. А какая драка при нарушенной координации? Кажется, я говорю глупости.

— Да нет, все правильно, — сказала Хэгши. — И будут недоступны некоторые профессии.

— Еще я хотел бы изменить лицо — чтобы никто не мог узнать.

— А вот это не советую категорически. Вы очень красивы. Изменить такое лицо до неузнаваемости можно только в худшую сторону.

Подобрать другую гармонию, подходящую к строению лицевых костей, трудно. Менять же их строение… Я не решусь скорректировать ваше лицо даже минимально, чтобы сделать черты чуть резче. Но оно одинаково красиво и для девушки, и для юноши.

— Для юноши даже больше подходит — подбородок квадратный, — вздохнул Хан, сдаваясь.

— Вот видите. Теперь — материал для клонирования. Идите сюда. Это просто и быстро, как анализ крови у вас на Земле. Программировать клоны буду завтра, поскольку я уже устала… Все. Теперь идемте, я покажу вам комнату.

Хэгши встала и направилась к двери.

— Что я как раз и имел в виду, — пробормотал Хан. — А если девушке, которая мне понравится, я буду по плечо?

Хэгши обернулась, чуть заметно улыбаясь.

— Это совершенно не имеет значения.

— Еще как имеет, — сердито возразил Хан. — Или она меня вообще не заметит, или будет смеяться, или над ней будут смеяться, что хуже всего.

— Не заметить невозможно. Если будет смеяться или придавать значение насмешкам, значит, не стоит внимания. Но здесь никто не будет смеяться.

Хан утомленно провел руками по лицу и ничего не ответил.

От ужина он отказался, но Хэгши убедила его выпить стакан какого-то «соуса» — вкусно, полезно и быстро.

2

Оставшись один в отведенной ему комнате, он — вместо того, чтобы повалиться на кровать, ведь почти падал от усталости — подошел к зеркалу и воззрился на свое отражение. Очень красив?!

Темные волосы откинуты назад и падают на спину, прикрывая лопатки.

Продолговатое бледное лицо, высокий лоб, густые черные брови, крупные глаза, светлые, но в сумрачной комнате кажутся темнее и ярче, а потому еще крупнее, тонкий нос с горбинкой, маленький рот, тяжеловатый подбородок. Очень красив? Сказать так о себе он мог с полным правом на Земле, но здесь, если кто и очень красив, то именно сами тайриане, все без исключения. Это первое, что бросается в глаза даже человеку, ничего не замечающему вокруг себя. Услышать такое от тайрианки!

Хан в недоумении пожал плечами, отошел от зеркала, разделся и улегся в постель.

Стемнело. Сон не шел. Хан смотрел в окно на Ириолис, столицу планеты. Ему были видны два-три ближайших здания, возвышающихся над вершинами могучих деревьев парка, и дуга верхнего яруса эстакады, огибающей дома. По ней и в воздухе проносились блестящие обтекаемые машины — гравимобили. В таком же он примчался сюда, к знаменитой Хэгши Керайдин, едва межзвездный корабль приземлился на Хинн-Тайре.