Хамсин - [2]
Лебедев повертел ее в руках, ухмыльнулся, а потом скомкал и выбросил в мусор.
Пока Дима возил по гардеробу чемодан, Лада прошлась по кухне, выдвигая ящики. На верхней полке стояли квадратные белые тарелки, чуть ниже справа – вилки и ножи с хвостиками, похожими на малахитовые, и много упаковок чая GREENFIELD с медом и облепихой.
Громко урчал широкий холодильник, словно у него был пустой живот. И он не просто охлаждал. Он намертво примораживал все, что в него поступало. В холодильнике постоянно ежился виски в толстой бутылке и были нескончаемые запасы кубичного льда.
В углу скучала соковыжималка, которой давно не пользовались, и нежно пахло из начатой бутылки Fairy шелком и орхидеей. И только маленький топиарий с чесночными головками украшал столешницу. Это был подарок Лады… Тысячу лет назад… Еще с тех времен, когда они все были неприлично молоды…
Лада рассматривала белые ровные стены и видела не просто качественную штукатурку, а историю жизни человека, который здесь обитал. И зачиталась ею, не отрывая взгляд от смятого листа, исписанного только ей понятными словами. В некоторых абзацах были ее еле слышные шаги на носочках…
И было очень приятно находиться в этом доме. Чувствовать его поддерживающую спину. Она даже на секунду поверила, что это место их исцелит.
Вдруг стало волнительно волосам, и она ощутила Димкину руку у себя на макушке. Он стоял за ее спиной и перебирал в руках объемные локоны. Потом нехотя гладил шею, место за ушком, спускался почти к груди, не доползая до соска, и опять возвращался к волосам. Сосок лез из орбит, чтобы самостоятельно достать его пальцы. Лада закрыла глаза и застонала. Потом отвела руку назад и потрогала его бедро. Оно было полно желания. Димка прижался теснее, не сдвигаясь с места…
Они не помнили, как оказались в плотно зашторенной спальне. В состоянии измененного сознания. В легком забытьи. Лада восстановила в памяти его крепкие ноги и очень подкачанную попку. На ощупь искала мошонку и трогала ее языком. Она была мягкая и пахла пустыней. Пустыней, в которой нет песка… Она так хотела вернуть своего мужа… Поэтому легла сверху на его спину, чтобы проникнуть в него всем телом… Просочиться своим загустевшим соком… Почти, как желе…
Он положил свои ладони с уставшими пальцами на ее яблочную грудь. Он накрыл ее сразу всю до самой подмышки. Сосок упирался в середину ладошки, делая акцент на линию жизни. Димка возбуждал Ладу как раньше, в городе, в котором не ложится спать неутомимое солнце. В городе, где поют веселые песни птицы буль-буль, а потом готовят себе сладкий напиток из куска переспевшей папайи. Где цветет красное орхидейное дерево с растопыренными на все стороны цветами. У него были особенные руки. Он прикасался к ее телу так, словно гладил тончайший виссон, словно скользил по поверхности редчайшего клеверного меда. И ее руки стали его продолжением.
Он пробуждал ее очень бережно. Словно медленно заводил заржавевший механизм давно заброшенной куклы, пылящейся на старом шкафу. Одной рукой он искал в ее волосах созвездия, их потерянные маршруты, их встречи, зарождение любви, а другой трогал лоно. Так, как трогают хрусталь. А потом стал покрывать его быстрыми, очень точечными поцелуями.
Она дрожала от сильнейшего возбуждения. И пыталась это скрыть. Старалась не признаваться в своей дикой вибрации, в своем неконтролируемом желании. Он смотрел на ее губы за миллиметр до их начала. И она шептала «да». Он переспросил еще раз, приблизившись вплотную. Она сделала последний шаг длиной в целый год. И это был безумный поцелуй. Выстраданный временем. Выжданный месяцами терпения. В нем были ощущения вечности…
Она еще не опомнилась от него, как он стал медленно входить, натягивая ее тело, как струну. Дразнил. Входил совсем чуть-чуть, пережидая на входе, не спеша окунуться во весь рост. Он входил, словно в первый раз и шептал:
– Я нежно. Еще чуть-чуть… Вот так… Да… Тебе хорошо?
Лада подавалась вперед, пытаясь его вобрать в себя. Он не торопился. Пережидал. Только на лбу выступал пот, напоминающий самые прозрачные бриллианты цвета ривер. Он проникал и смотрел глубоко в глаза. Словно не в тело, а в душу. И хотелось кричать от того, сколько в глубине было красоты.
Она почти увидела фейерверк: смешались звезды, пестрые восточные краски и распласталась невысокая гора Авиталь. И Лада стала задыхаться. Все время переживала, что выдохнет даже остаточный запас. Он резко наклонился. Накрыл ее губы своими. Стал давать воздух. Много. Целых пять пинтов, одновременно раскрывая ее лепестки. А она трогала все его выпуклости, сразу двумя руками.
Зашатался потолок спальни. Как безумный маятник. Страсть стала взрывоопасной, но опять управляемой. Горячая лава готова была вылиться на внутреннюю сторону бедра из обоих тел, но вылилась только из одного. В спальне роились искры от случайно расколовшегося солнечного луча. Тонкое запутанное одеяло валялось на полу. Он сидел перед ней на коленях и входил под таким углом, что остальное перестало иметь хоть какое-то значение…
А потом все стихло. Димка заглянул в глаза и спросил:
– Ты не смогла? Не получилось?
Все начинается просто и банально, как и все по-настоящему важное в жизни. Главные герои романа Ирины Говорухи «Почти последняя любовь» случайно встретились в интернете. Они придумали себе имена, возраст и внешность. Но внезапно их невинная игра ожила, наполнилась звуками, запахами и чувствами. И в какой-то момент стало понятно, что их встреча была предрешена давно и далеко не случайна… Мужчина, пресытившийся роскошью, женщинами и экзотическими путешествиями, которого ничем не удивишь, вдруг стал понимать и тонко чувствовать еще вчера незнакомую ему Женщину.
Эта история начинается в дореволюционном Киеве, куда из маленького немецкого городка переезжает молодая семья в поисках счастья и достатка. Но у жизни свои планы, и на страницах родовой книги Крюгер появляются первые записи. Три революции, две войны и смена четырех поколений. Любовь и измены. Ужасы концлагерей и оцепенение от прикосновения «ветра пушечного ядра». Долгий путь наследственных ошибок и призрачных надежд. Кто сможет рассчитаться по счетам, выставленным самой судьбой, чтобы душа Марты из Идар-Оберштайна обрела долгожданный покой? В книге присутствует нецензурная брань!
Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.